Наиболее туго подвигалось это дело вперед на родине Филиппа Пинеля. Гордые сланным именем, французские психиатры силились доказать, что все уже сделано было их великим соотечественником, а если у Конолли и имеется что-нибудь новое, то разве только абсурды. Таким абсурдом они считали изгнание смирительной рубашки. Один только знаменитый Морель, который в 1860 г. перевел на французский язык книгу Конолли, и Люнье — были защитниками но-рестрента. Но до самого конца семидесятых годов во французских больницах все оставалось по-старому. Потом Маньян и Бушеро заменили рубашку курткой из прочной материи, составляющей одно целое с панталонами. Куртка эта застегивалась сзади особенными застежками. В случаях сильного возбуждения, надевался еще пояс с ремнями по бокам, к которым пристегивались рукава; при этом способе кисти рук оставались свободными, ничто не затрудняло кровообращения, не вызывало параличей лучевого нерва и не лишало больных человеческого облика. С введением этого нового костюма оказалось, что и буйных стало гораздо меньше, так что в скором времени Маньян совсем отказался от своей куртки, сделав таким образом решительный шаг в сторону но-рестрента. Это вызвало настоящее возмущение в среде парижских психиатров; Медико-психологическое общество в середине 1880 г. посвятило этому вопросу несколько заседаний, на которых Дагоне, Вуазен, Деласиов, Дюмениль, Фальре, Ласег, Люис, Кристиан, даже Люнье — все говорили о том вреде, какой несет с собой радикальная отмена камзола. Они живописали сцены драки больных между собой, говорили о переломленных ребрах, об опасности для персонала и даже о том, что излечимые формы могут переходить в неизлечимый бред преследования от того только, что исчезла рубашка.
Сербский, посетивший в 1885 г. Шарантон, рассказывает, что «отделения для беспокойных представляют здесь зрелище в высшей степени своеобразное: при входе туда можно подумать, что попал к самым покойным больным, благодаря отсутствию всякого шума и всякого движения, Только немного осмотревшись, начинаешь понимать в чем дело: вдоль крытых галлерей, окружающих внутренние дворы, уставлены ряды кресел, к которым и привязаны посредством ремней туловища, руки и ноги беспокойных обитателей. Кроме того, много больных заперто в отдельные комнаты, и там точно так же привязано к креслам или к кроватям. Такой массы связанных и привязанных больных мне нигде не приходилось видеть, и менее всего можно было надеяться увидеть это в Париже, через две недели после открытия статуи Пинелю» .
В Дании введение но-рестрента относится к более поздней эпохе (1882); оно связано с именем Губертса.
В Северо-Американских Соединенных Штатах вопрос об отмене механического стеснения никогда не достигал большой остроты, так как там, видимо, не было тех вопиющих злоупотреблений, которыми отличалась Европа. В 1841 г. Белль говорил: «У нас нельзя отменить систему стеснения, потому что мы ее не знаем и не знали». Есть, однако, основание полагать, что отзыв Белля чересчур оптимистичен. Возможно, что он говорил о своем заведении. В конце семидесятых годов вышла книга бывшей больной, которая изображает американские лечебницы далеко не в благоприятном свете. Расследование, предпринятое по этому поводу, показало, что еще в 1886 г. до 5,4°/о больных подвергалось механическому стеснению.
О начатках психиатрического деда в С. — А. С. Ш. известно следующее: в 1751 г. в Филадельфии была основана так назыв. Пенсильванская больница (Pensilvania-Hospital). В заведении Унлльямсберг (штат Виргиния) в 1773 г. широко применялись наручники. Квакеры в 1813 г, выстроили лечебницу Франкфорд, следуя планам Йоркского убежища, «где на больного смотрели, как на человека». Очевидно по всей остальной Америке еще смотрели иначе.
Раньше всех других стран и в наиболее полной степени осуществила заветы Конолли Шотландия. В начале семидесятых годов Бетти Тьюк заявил, «что он противник полумер и потому решился расширить свой no restraint тем, что почти изгнал замки и решетки из своего заведения и отпускает больных на честное слово. Для 95% это вполне безопасно. У него был один побег за 4 месяца, но он считает это несущественным в сравнении с пользой, которую такая свобода приносит. Эта знаменитая шотландская «система открытых дверей» — «(open door system)»—получила в оценке «комиссаров по душевным болезням» следующую характеристику: «когда преграды для больных были удалены, служитель не мог уже более полагаться на них в случае беспокойства или недовольства больного, и должен был постоянно находиться настороже. Нужно было, в собственных интересах, поддерживать в больном довольное настроение, стараясь занять его тем или иным путем и дать исход его энергии, отвлечь его ум от мысли о бегстве. Естественно, что при этих условиях отношения служителя к больному должны были принять иной характер. Прежний тюремный надсмотрщик превратился в товарища. Опыт показал, что система контроля применима к содержанию несравненно большего числа больных, чем можно было предполагать a priori. Отсутствие замков уменьшает у многих желание бежать. Кроме того, система открытых дверей дает хорошие результаты в других отношениях; один из них то, что устранение стеснения заставило врачей внимательней изучать каждого вверенного им больного, чтобы знать, при каких условиях он приходит в возбуждение, и иметь возможность устранить эти условия).
Фовилль в 1885 г. и Зиммерлинг в 1886 г. с большой похвалой отозвались о системе открытых дверей. «Заведения эти, — писал Фовилль, — снаружи имеют симпатичный вид: это дома, окруженные садами, более похожие на замки частных владетелей, чем на заведения для умалишенных. Внутри никаких разделений между дворами и садами нет, везде полный простор, существует только наружная стена, да и та скрыта растениями. Многочисленные двери позволяют свободно входить в жилища больных, двери днем не заперты. Несмотря на это, порядок в заведении чрезвычайный, так как вместо материальных преград для проявления вредных стремлений больных, им ставят преграды нравственные, в форме постоянного отвлечения внимания на занятия и постоянного надзора опытных служащих». Одним из крупнейших достижений шотландской психиатрии более позднего времени является система open air — пребывание в течение целого дня на открытом воздухе. Было замечено, что при этом способе возбужденные больные так же легко успокаиваются, как плачущие дети, когда их выносят на воздух. Такой режим последовательно применяется в старейшей эдинбургской больнице Морнингсайд (Morningside), в буквальном переводе «утренняя сторона» — поэтическое название, говорящее об избытке лучей солнца и о неутраченных надеждах на светлые дни.