Работа во Временной больнице в Москве. Сотрудничество в журнале «Медицинское обозрение». Статьи, относящиеся к соматической медицине. Первые психиатрические исследования. Участие в организации и деятельности Московского медицинского общества. Участие в русско-турецкой войне (1877—1878). В. X. Кандинский — младший судовой врач парохода «Великий князь Константин» под командованием С. О. Макарова. Сражение на Батумском рейде. Приступ психического заболевания. Возвращение в Москву.

По окончании медицинского факультета В. X. Кандинский устраивается на работу вначале в качестве сверхштатного, а затем штатного ординатора во Временную больницу (ныне Вторую градскую) в г. Москве.

Главным доктором больницы был тогда известный московский врач Павел Иванович Покровский, а в личном ее составе числилось 7 ординаторов. О роли Временной больницы в московской медицинской жизни можно судить по некоторым косвенным данным. Главным консультантом больницы в анализируемый период времени был Василий Феликсович Спримон, которому медицинская общественность Москвы обязана созданием в 1874 году, а затем постоянным редактированием пользующегося большой популярностью журнала «Медицинское обозрение». Врачи Московской Временной больницы принимали также активное участие в работе организованного в 1875 году Московского медицинского общества. В обоих этих медицинских начинаниях в Москве В. X. Кандинский играл видную роль, будучи совсем еще молодым врачом. По статьям его, опубликованным в журнале «Медицинское обозрение», и протоколам медицинского общества, регулярно печатаемым этим журналом, мы получили возможность составить определенное представление о научной и общественной деятельности нашего выдающегося отечественного ученого в ближайший период по окончании университета.

К участию в журнале «Медицинское обозрение» редактор В. Ф. Спримон привлек В. X. Кандинского с самого начала его организации. В своем предисловии, напечатанном в первом номере (январь—февраль 1874 г.), он так характеризовал цели этого журнала: Журнал ставит своей задачей «знакомить практических врачей с содержанием и результатами важнейших работ, наблюдений, исследований в области научной и практической медицины, появляющихся в русской и иностранной медицинской литературе». Как видно из этого предисловия, журнал должен был носить обзорный и информационный характер. Но рассмотрение его содержания показывает, что в нем печатались также и оригинальные научные работы.

Уже в первом номере журнала за подписью В. X. Кандинского были помещены следующие статьи:

1. «Несколько слов о гигиенических условиях современного госпиталя».

2. «Проект устройства санитарной части городского общественного управления г. Киева 1873 г.»

3. «Русская земская медицина в 1873 году».

4. «IV съезд русских естествоиспытателей и врачей» и

5. «Медицинские съезды на Западе в 1873 году».

Какая из этих публикаций В. X. Кандинского являлась его первой пробой пера судить трудно. Можно только отметить ряд общих черт. Обращает внимание прежде всего удивительная для молодого врача самостоятельность и зрелость суждений, а также четкость и ясность изложения, прекрасный литературный стиль. Хотя эти статьи написаны на разные темы, явственно выступает несомненный интерес автора к общим и естественно-научным проблемам, гигиене и санитарии, с одной стороны, и к вопросам общественной медицины и организации здравоохранения — с другой.

В работе В. X. Кандинского «Несколько слов о гигиенических условиях современного госпиталя», представляющей собой оценку речи профессора И. Н. Новацкого, произнесенной на торжественном собрании Московского университета, обращает внимание демократичность молодого Кандинского.

Он указывает на тяжелое положение медицинского обслуживания бедного населения г. Москвы, пишет о плохой организации медицинской помощи, высокой смертности. Отчетливо видно стремление В. X. Кандинского сделать более совершенными гигиенические условия больничного обслуживания широких кругов населения.

«Госпитальный вопрос стоит в настоящее время на очереди в Москве» — так начинает он эту статью. «Администрация и городское управление, отчасти и периодическая пресса, как медицинская, так и не медицинская, обратили, наконец, внимание на дурные гигиенические условия и несоответствующее настоящим требованиям науки устройство Московских госпиталей». В этой статье он останавливается на целесообразности построения госпиталей по павильонной системе, на размерах — палат и ряде других вопросов организации больничного обслуживания.

Такая же демократичность В. X. Кандинского выражена в его статье «Русская земская медицина в 1873 году», освещающей работу съездов земских врачей Самарской и Ярославской губерний. «Эта работа,— писал Н. В. Иванов,— свидетельствует о прогрессивности взглядов автора; с тонкой иронией он отзывается о Губернской земской управе, отрицающей необходимость должности санитарного врача; он подчеркивает, что «необходимость гигиенического направления в медицине все более и более проникает в сознание врачей, а отчасти и самих земств».

В свою очередь мы хотели бы обратить внимание в этой статье В. X. Кандинского на острую критику попытки Самарской городской управы взять непосредственный контроль над собственно-медицинской работой земств. «Только врач может контролировать врача,— пишет В. X. Кандинский,— и быть компетентным лицом при обсуждении врачебных обязанностей. До сих пор именно неопределенность отношений между врачами и представителями земства, а также вмешательство управ в медицинскую часть, и были главными причинами неустройства дела земской медицины. Если можно в чем упрекнуть самарских врачей в этом отношении, то скорее в излишней уступчивости…».

За период с 1874 по 1876 год, до того времени, когда В. X. Кандинский оставил работу в Московской Временной больнице, чтобы принять участие в русско-турецкой войне, он опубликовал в журнале «Медицинское обозрение» 31 сообщение под рубриками «Авторефераты» и «Рецензии». В этой большой литературной работе следует отметить ряд важных моментов.

Часть публикаций носила, собственно говоря, характер не отдельных рефератов, а реферативных обзоров литературы, приобщающих читателей к надлежащему пониманию состояния той проблемы, которой они были посвящены. Таковы, например, «Обзор работ по болезням органов дыхания в 1874 году», «Обзор работ по болезням сердца в 1874 году».

Другие отражали постановку какого-либо интересного и важного вопроса, примером чего может служить статья «О сжигании умерших», в которой он отстаивал мысль рациональности такого захоронения трупов.

Значительное число публикаций В. X. Кандинского посвящено информации о введенных за рубежом новых диагностических методах и средствах лечения. При рассмотрении этих работ в целом можно получить весьма отчетливое представление об успехах и развитии медицинской науки в зарубежных странах в этот период.

Огромная эрудиция В. X. Кандинского, блестящее знание языков делало его работу в журнале «Медицинское обозрение» в те годы особенно ценной, так как расширяло кругозор врачей и увеличивало арсенал применяемых ими средств диагностики и лечения различных соматических заболеваний.

В ряде случаев В. X. Кандинский использует свои сообщения, чтобы поставить ту или иную принципиально важную проблему, по которой он считает нужным высказать свое мнение. При этом он обнаруживает высоко развитое «чувство нового» и глубокое понимание направляющего и определяющего значения для развития науки решения этой поставленной им проблемы.

Эта черта В. X. Кандинского особенно отчетливо выявилась в его научных работах, относящихся к области психиатрии. В них, как мы увидим ниже, он поставил ряд важнейших принципиальных вопросов и дал им глубокое разрешение.

Работ, относящихся к психиатрии, в указанный период было всего три. Две из них посвящены общим теоретическим вопросам психиатрии. Первая содержит изложение речи видного австрийского психиатра Пауля Замта на тему: «Естественно-научный метод в психиатрии». Эта речь сыграла большую роль в формировании клинико-нозологического направления в психиатрии. Во второй — анализируется знаменитая работа немецкого психиатра К. Кальбаума: «Клинические работы по душевным болезням», в которой тоже дано обоснование клинико-нозологического подхода в психиатрии.

Несколько в стороне было третье научное сообщение В. X. Кандинского, посвященное статье И. Вейса: «Эпилептическое помешательство», которая вместе с упомянутой нами работой Р. Крафт-Эбинга «Об эпилептоидных сумеречных и сновидных состояниях» касалась проблемы эпилептических психозов. Эти сообщения в то время сыграли большую роль в клинической и судебно-психиатрической практике в России для диагностирования «психической эпилепсии».

Две первых статьи заслуживают особенного внимания. Б них В. X. Кандинский, еще не будучи психиатром, первый пропагандировал в России клинико-нозологическое направление в психиатрии.

Как известно, это направление заимствовано психиатрией из соматической медицины. Ведь именно в соматической медицине еще в XVIII столетии возникло учение о «Nosose» как о болезненном процессе, которое противопоставлялось понятию «Pathosa» — патологического состояния в статике, не имеющего закономерностей развития.

В последующие годы В. X. Кандинский определился как выдающийся психиатр, автор ряда замечательных монографий по философии, психологии и психопатологии, переведенного с немецкого на русский язык монументального труда В. Вундта «Основания физиологической психологии». Возникает вопрос, в каких отношениях находятся анализируемые нами две работы, напечатанные в 1874 году в журнале «Медицинское обозрение», к его более поздним трудам, с которыми они, казалось бы, не могут идти в какое-либо сравнение?

Встает и другой вопрос: нет ли разрыва между двумя указанными периодами его жизни, когда он был врачом общего профиля и когда он стал психиатром и нашел себя на этом поприще?

Ответить на эти вопросы может помочь анализ тех немногих упомянутых нами работ по психиатрии, которые относятся к изучаемому периоду творческой деятельности молодого Кандинского. При этом следует принимать во внимание также особенности и стиль научной работы, проходящий красной нитью через всю его жизнь.

Важно, что В. X. Кандинский, излагая концепции П. Замта, в аргументации принципа клинико-нозологического подразделения психических расстройств пользуется своим опытом работы в соматической больнице. «Душевные болезни,— пишет он,— являются в совершенно отдельных и самостоятельных клинических формах, из которых некоторые столь же типичны по течению, как, па-пример, пневмония или тиф».

Опережая время, звучат его заключительные слова о том, что «при дальнейшем наблюдении, соединенном с подробным, тщательным собиранием анамнестических данных, таких отдельных форм, вероятно, окажется много… Полная нозологическая система душевных страданий — задача будущего». Тот же перенос опыта работы из соматической клиники в психиатрическую виден в анализе работы К. Кальбаума. В. X. Кандинский указывает на необходимость в психиатрической клинике «обращать внимание не только на одни психические симптомы, но и на явления соматические, а не считать последние, без дальнейшего рассмотрения, только случайными осложнениями психического страдания».

Касаясь отношения В. X. Кандинского к психиатрии в то время, когда он еще работал как врач-интернист, следует отметить еще один знаменательный факт. В своей статье о Замте он положительно и убежденно высказывается, в духе Сеченова, о рефлекторной концепции психики, находя в этом теоретическую основу психиатрии.

Таким образом, В. X. Кандинский, в анализируемый ранний этап его врачебной работы, еще вне психиатрии, не только проявил к ней большой интерес, но, опережая свое время, сформулировал свои теоретические и принципиальные позиции в отношении ее. Уже тогда он высказал мнение по наиболее важным, основным вопросам психиатрической науки, в соответствии с которым позже с исключительной последовательностью выявил в развернутом виде собственные психиатрические воззрения поставил столь ценное научное наследие.

Поэтому можно с полной уверенностью дать отрицательный ответ на поставленный выше вопрос: имеется ли разрыв между двумя этапами деятельности Кандинского: ранним, когда он был врачом-интернистом, и поздним, когда он уже стал врачом-психиатром. Напротив, можно утверждать, что отчетливо выражена прямая преемственность между этими двумя периодами.

Имеются также основания предполагать, что Кандинский рассматривал свой первый этап как необходимую и важную основу для подготовки к той психиатрической деятельности, в которой было его истинное призвание. Ведь психиатрия — неотъемлемая часть общей медицины, а психопатология — составная часть общей патологии.

Очерк о раннем периоде врачебной деятельности В. X. Кандинского был бы не полным, если бы мы не охарактеризовали его общественную деятельность в тот период, в частности работу в Московском медицинском обществе, одним из учредителей которого он был. Открытие этого первого медицинского общества в Москве состоялось 4 октября 1875 года. Председателем его был избран закрытым голосованием известный московский врач Егор Арсентьевич Покровский, а ответственными секретарями: А. А. Крюков и В. X. Кандинский. Девизом общества являлись следующие слова:—«Совокупная деятельность, содружественные силы — великое дело». В уставе общества его задачи были сформулированы коротко: «Способствовать развитию научно-практической медицины». Заседания общества происходили в здании Политехнического музея. Протоколы его печатались в журнале «Медицинское обозрение». Об интенсивности работы общества свидетельствует тот факт, что до конца 1875 года состоялось 8 его заседаний.

Кандинский проявлял в работе общества большую активность. Уже на первом заседании он предложил в кандидаты общества врача Алексея Михайловича Орлова. На экстраординарном заседании общества 29 ноября 1875 года он высказался за то, чтобы члены общества читали общедоступные лекции и выразил желание лично прочесть публичную лекцию в Политехническом музее на тему: «О душевных эпидемиях вообще и о спиритизме». К чтению лекций он привлекал и других членов общества, в частности своего сослуживца, врача Московской Временной больницы А. Б. Фохта.

В протоколе заседания общества No 11 от 21 февраля 1876 года мы читаем: «Слушали: «Программы лекции В. X. Кандинского «О душевных эпидемиях вообще и о спиритизме» и А. Б. Фохта «О суевериях и заговорах в их отношениях к врачеванию»… Решили: «Желательно изложить более подробно и вновь представить на рассмотрение Управления Московского учебного округа».

Сам факт чтения публичных лекций, их темы и содержание свидетельствуют о материалистической направленности, прогрессивности устремлений и демократичности В. X. Кандинского. Эта лекция также убедительно говорит о том, что В. X. Кандинский уже в раннем периоде своей врачебной деятельности проявил большой интерес к психиатрии и готовил себя к работе психиатром.

В протоколе No 15 экстраординарного заседания общества от 9 июля 1876 года указано об организации врачебной помощи и подписки для оказания вспоможествования раненым славянам (сербо-турецкая война). Отмечено также, что принимать пожертвования в числе других изъявил согласие и В. X. Кандинский. В протоколе No 17 экстраординарного заседания Московского медицинского общества от 29 сентября 1876 года имеется короткая запись. «В. X. Кандинский за выездом из Москвы просил освободить его от должности секретаря». В следующем заседании общества секретарем был избран С. М. Клейнер, сослуживец В. X. Кандинского по Московской Временной больнице.

В. X. Кандинский в это время оформлялся на военную службу во 2-й Черноморский флот для участия в русско-турецкой войне.

На военной службе В. X. Кандинский находился с 23 сентября 1876 года до 30 апреля 1879 года, включая его участие в русско-турецкой войне 1877—1878 гг. К тому же периоду относится начало его душевного заболевания. Об этом этапе его жизни, полном драматических коллизий имеются документальные сведения, хранящиеся в Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота СССР, в котором сохранился Послужной военный список В. X. Кандинского. Большой интерес представляют также воспоминания М. В. Сабашникова, касающиеся трагических событий его жизни именно во время участия в русско-турецкой войне 1877—1878 гг.

В 70-х годах XIX века на Балканах усилилось национально-освободительное движение славянских народов против владычества Турции. Балканы вновь стали уз том противоречий, очагом войны. В 1875 году возникло восстание в Боснии и Герцоговине. В 1876 году оно перебросилось в Болгарию, а позже, в июне того же года, Сербия и Черногория объявили войну Турции. Россия вмешалась в эти события и предложила европейским странам обязать Турцию предоставить автономию славянским народам, находящимся под ее владычеством. Но подстрекаемая Англией Турция отвергла предложения России и прибегла к жестокому подавлению национально-освободительного движения славянских народов. 12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. Все годы, когда развивался вооруженный конфликт на Балканах, русский народ сочувственно относился к национально-освободительному движению, был на стороне славянских народов, поддерживал их освободительную справедливую войну. Конечно, отношение к этой войне не было однородно в разных классах и слоях общества. В определенных его кругах такое отношение было пронизано национализмом и шовинизмом и трусливым угодничеством буржуазного либерализма к правящим кругам.

Сочувствие к угнетенным славянским народам и их справедливой борьбе против турецкого угнетения проявила также демократически настроенная часть русской интеллигенции. Подхвачен был этой волной, как мы уже отмечали, и В. X. Кандинский. Нам неизвестно, был ли он мобилизован или определился на военную службу добровольно. Последнее в его послужном военном списке не указано, а только написано: «Уволился с Московской временной больницы 10 октября 1876 года. Высочайшим приказом по Морскому ведомству о чинах гражданских определен на службу младшим судовым врачом во 2-й Черноморский флот его Королевского высочества герцога Эдинбургского экипажа 23 сентября 1876 года». Если вопрос о том, было добровольным или по мобилизации определение Кандинского во флот с последующим его участием в русско-турецкой войне, остается открытым, то одно бесспорно ясно, что это соответствовало его стремлениям и желаниям.

Движение его по военной службе во флоте видно из его послужного списка и аттестата, выданного ему инспекторским департаментом Морского Министерства (составленного по его военно-послужному списку). «По прибытии в Николаев назначен для исправления должности ординатора в Морской госпиталь 16 октября 1876 года: командирован для компании на пароход «Великий князь Константин» 6 января 1877 года; по болезни списан с парохода в гор. Севастополь 13 мая 1877 года и по прибытии в Николаев поступил для пользования от болезни в Николаевский морской госпиталь 8 июня 1877 года. Отправлен для пользования в С. Петербургский Николаевский военно-сухопутный госпиталь, в отделение для душевно больных 12 августа 1877 года. Награжден светло-бронзовой медалью в память войны 1877—1878 годов 17 апреля 1878 года. В походах и делах против неприятеля находился: на пароходе «Великий князь Константин» в делах на Батумском рейде в 1877 году… В отпуску был в 1878 году по болезни на шесть месяцев за границей и, по возвращении из оного, поступил на излечение в заведение доктора Фрея в С. Петербурге 20 октября 1878 года… Высочайшим приказом 30 апреля сего года (1879) за No 1163 уволен по болезни от службы.

Оставляя в стороне, что явится предметом обсуждения в следующей главе, вопрос о лечении Кандинского от душевной болезни в период его военной службы во флоте, наше внимание фиксирует его служба на пароходе «Великий князь Константин», которой по существу исчерпалось его пребывание во 2-м Черноморском флоте.

Пароход «Великий князь Константин» входил в число быстроходных судов Черноморского торгового флота, которых морское ведомство вооружило, чтобы включить в военные действия. Корабли эти базировались в Одессе, Очакове, Керчи и Севастополе. Личный состав флота имел хорошую и специальную подготовку. Активизировалась крейсерская служба и разведка вооруженными пароходами. В командование его 13 декабря 1876 года вступил бывший тогда в звании ст. лейтенанта будущий «дедушка русского флота», прославленный адмирал С. О. Макаров, только начинавший свою морскую карьеру. Представляет интерес и то, что С. О. Макаров, командуя пароходом «Великий князь Константин», впервые внедрил в боевую практику военного морского флота минное оружие.

С разрешения командования флота Макарову был доверен личный подбор команды и следует думать, что Кандинский не случайно, а по инициативе Макарова попал на пароход «Великий князь Константин». Нам также кажется естественным ожидать не только постоянного личного общения по службе, но и дружеских отношений между образованным, культурным и демократически настроенным Макаровым и родственным ему по духу Кандинским. Но, к сожалению, предпринятое нами тщательное изучение всех материалов о Макарове не обнаружило конкретных фактов, подтверждающих это предположение.

12 апреля 1877 года Россия объявила войну Турции. В своем дневнике Макаров писал о начале военных действий с Турцией следующее: «… В 7 часов вечера узнал от И. Т. Рощ 12 апреля 1877 года, что война объявлена. В 8,5 часов вечера, вернувшись на пароход, пригласил к себе офицеров выпить бокал шампанского. Затем вызвал всех наверх и сказал «Война объявлена… знайте и помните, что наш пароход есть самый сильный миноносец в мире и что одной мины достаточно, чтобы утопить самый сильный броненосец. Клянусь Вам честью, что я не задумаюсь вступить в бой с целой турецкой эскадрой и что мы дешево не продадим нашу жизнь».

28 апреля «Константин» вышел из Севастополя к Кавказскому побережью. Первая встреча «Константина» с противником произошла в ночь с 30 апреля на 1 мая на Батумском рейде: спущенные с парохода катера пошли на рейд.

Обнаружив турецкий сторожевой пароход, катера атаковали его. С катера «Чесма» была подведена мина, но по техническим причинам взрыва не произошло. Несмотря на неудачу в первой вылазке, Макаров был полностью уверен в возможности борьбы с турецким флотом с помощью минных катеров. Это его мнение подтвердилось полностью в дальнейших операциях на Сулхумском рейде, у Анатолийских берегов на Кавказе (помощь отряду Шелковникова), повреждение турецкого броненосца «Ассари-Шевкет».

Как отмечалось выше, Кандинский служил на пароходе «Великий князь Константин» в качестве младшего судового врача с 6-го января 1877 года по 13 мая того же года, когда он был списан с парохода по прибытии его в г. Севастополь. Известно было, что он заболел душевной болезнью во время первого сражения парохода «Великий князь Константин» с турецким сторожевым пароходом на Батумском рейде. Но кроме этого голого факта, в работах, посвященных Кандинскому, никаких других сведений не было. Обстоятельства, которые сопровождали или определяли возникновение у него приступа душевной болезни, оставались неизвестными. Частично проливают свет на них воспоминания М. В. Сабашникова (23). Вот, что он пишет.

«В минувшую войну 1878 года В. X. Кандинский был в качестве врача мобилизован во флот и под начальством Дубасова участвовал в атаке на Дунае турецкого монитора, пущенного нами ко дну. Дело прославило Дубасова и вообще произвело большое впечатление. Психически неустойчивый В. X. во время взрыва в припадке меланхолии бросился в воду, чтобы покончить с собой. Его, однако, спасли и сестра милосердия, на попечение которой он попал, выходила его. По выздоровлении он на ней женился. Он называл ее мамой и окружал величайшим вниманием».

В эти воспоминания М. В. Сабашникова вкралась явная ошибка. Автор их смешал русско-турецкую войну 1877—1878 гг. с русско-турецкой кампанией 1829 года, в которой, действительно, В. А. Дубасову принадлежали боевые заслуги в сражении на Дунае с турецким монитором. Но в интересующем нас контексте это смещение памяти М. В. Сабашникова несущественно. В воспоминании его подтверждается факт наступления первого приступа душевного заболевания во время сражения парохода «Великий князь Константин» на Батумском рейде и что этот приступ сопровождался попыткой Кандинского к самоубийству.

Остается, однако, открытым ряд вопросов: возник у Кандинского психоз остро во время боя или он только в его условиях проявился? Когда «выходила» его «сестра милосердия» — будущая его жена? Служила она вместе с ним на пароходе «Великий князь Константин» или ухаживала за ним в одном из стационаров, где он в последующем получал лечение?

Из архивных данных видно, что сражение на Батумском рейде произошло в ночь на 1 мая 1877 г., а списан он был в Севастополе 13 мая, несмотря на то, что это был уже второй приход парохода после батумского боевого эпизода. В первый раз пароход пришел в Севастополь сразу после боя 3 мая 1877 года. Создается впечатление, что жена Кандинского работала медицинской сестрой вместе с ним на пароходе «Великий князь Константин» и обеспечивала уход за ним с первых дней его психического заболевания.

Воспоминания М. В. Сабашникова, несомненно, интересны как проливающие свет, хотя и не до конца, в историю отношений Кандинского с его женой.

Как мы увидим дальше, при анализе душевной болезни Кандинского следует рассматривать ее первый приступ, манифестировавший острым психозом во время сражения на Батумском рейде, не как психогению, не как реактивный психоз, а как психогенную провокацию эндогенного заболевания, клиника, течение и диагноз которого анализируются ниже.