Психологически характерным для подобных ощущений является то, что в отдельном акте переживания они оказываются одинаково и «ощущениями», и «чувствами». В обыденном языке слово «чувство» используется для обозначения как чувственных ощущений, так и душевных движений, т. е. аффективных процессов, в психологическом же языке общепринято употреблять для аффективных процессов термин «чувство», а для элементарных чувственных проявлений — «ощущение». Это целесообразная условность, но она ничего не изменяет в фактическом, часто нераздельном родстве обеих групп душевных явлений. Сходное содержание вкладывает Штумпф в свое выражение «ощущение чувства».

Лучше всего это можно пояснить на ощущении боли. Конечно, искусственно логически можно сказать: боль есть чувственное ощущение а, которое сопровождается определенным аффектом, чувством боли б. Реальное переживание, однако, совершенно другое: не б сопровождает а, но б и а в переживании одно и то же; чисто феноменологически боль, как и чувство, есть ощущение, оба одновременны в едином нераздельном акте. Такой подход продуктивен и для наших рассуждений в области физиологии мозга, например относительно функций таламуса (Thalamus). Четкое разделение ощущения и чувства логически необходимо, но на более низкой ступени оно не биологично и является в этом случае нефеноменологической абстракцией. Впервые на более высоких ступенях деятельности восприятия и представления содержание и аффект выступают в более самостоятельном и изменчивом отношении друг к другу, что позволяет рассматривать их действительно раздельными в переживании. Представление «дом», например, или вид дома не сопровождаются заметными аффектами, и если все же они есть, то могут быть весьма различны.

Подобно тому как у ощущений боли, температурных, обонятельных и вкусовых ощущений наблюдается ясный чувственный тон, в переживании происходит нечто идентичное. Ощущение тепла и холода само по себе всегда приятно или неприятно, исключая узкую индифферентную зону, где оно исчезает как ощущение.

Под «общим чувством», наконец, мы с Вундтом разумеем «целостное чувство», в котором выражается общее состояние нашего чувственного благосостояния или неблагосостояния. Общее чувство родственно тому, что с аффективной стороны называют настроением. Общее чувство включает в себя компоненты всех родственных аффекту ощущений, диффузных поверхностных ощущений, ощущений давления и положения, сердечных ощущений, внутренностных, обонятельных и вкусовых ощущений, а также диффузных настроений, создаваемых под влиянием света, цвета и тона. Из диффузного слияния всех этих, отчасти почти незаметных, качеств ощущений создается поперечный разрез нашего настоящего благосостояния или неблагосостояния, которое в переживании опять является одновременно и суммой ощущений, и аффективным положением.

Это имеет особое значение для понимания относительно сложных общих чувств, так называемых жизненных чувств, таких, как голод, жажда, сексуальное возбуждение, феноменологическое единство которых в равной мере можно назвать и комплексом ощущений, и аффектом, и, благодаря одновременно содержащемуся в них моторному импульсу, влечением.

Особо остро поставила вопрос о родстве между ощущениями и чувствами теория Джемса—Ланге, поднявши его прямо до идентичности. Для названных групп «жизненных чувств» этот основной взгляд можно хорошо защищать с феноменологической и, как мы увидим, до известной степени также с физиологической точек зрения. Кроме ощущений температуры, боли, обонятельных и вкусовых ощущений, диффузных общих чувств, голода, жажды и сексуальных чувств мы должны причислить сюда большую часть элементарных аффектов ужаса и страха, которые являются одинаково душевными движениями и интенсивными телесными ощущениями с соответствующими моторными установками; причем трудно сказать, много или мало феноменологически останется в переживании от специфического аффекта, если отнять комплексы характерных телесных ощущений. Напротив, у дифференцированных душевных содержаний, как мы уже видели, отношения много свободнее, и названная теория уже не может быть здесь проведена в качестве всеобщего принципа; существуют также настроения, например веселое, печальное, которые имеют в себе очень немного субстрата ощущений.

Каковы же основы в области физиологии мозга всех этих общих чувств, жизненных чувств, соответственно тех же ощущений, и для возникающих из них связанных с влечениями установок? Мы должны вместе с Л. Р. Мюллером и другими принять, что идущие от периферии к мозгу сенсибильные и сенсорные пути все входят в зрительный бугор (Thalamus opticus). Таламус анатомически образует большой распределительный центр для всех путей ощущения; отсюда потом начинаются пути отдельных ощущений к своим особым проекционным полям коры большого мозга, к зрительному в задней главной доле, к слуховому центру в височной доле, сфере телесных чувств в задней центральной извилине и т. д. Таламус расположен по соседству с моторными ганглиями ствола (Striatum, Pallidum) и занимает в сенсибильно-сенсорной системе отчасти такое же положение, как более древняя часть мозга и еще более прямо распределяющий промежуточный центр между периферией и корой мозга, как те в моторной системе.

Изучение физиологических проявлений таламуса находится на начальной стадии и тесно связано с проблемами, которые должны получить разъяснение при исследованиях мозгового ствола, вегетативной нервной системы и основного отношения между мозговым стволом и корой мозга. Уже имеются действительно значительные, подкрепленные большим исследовательским материалом теории о функции таламуса, теории Хида и Л. Р. Мюллера. Представление Л. Р. Мюллера таково: в зрительный бугор входят все сенсибильные и сенсорные пути; благодаря этому он может стать именно тем местом мозга, где различные ощущения получают свою своеобразную эмоциональную окраску и тон; в таламусе возникают телесные ощущения боли и удовольствия, в то время как мозговая кора важна только для локализации и познания ощущения. Таламус является передаточным местом, в котором возбуждение сенсибильных нейронов переходит на такие же нейроны вегетативной системы. По этому пониманию таламус был бы таким образом главным центром сенсибильно-сенсорных функций и вместе с тем физиологическим центром неразрывно в ними связанной элементарной эффективности (общие и жизненные чувства). Он образует вместе с анатомически к нему близко расположенными центрами вегетативной нервной системы в промежуточном мозге (и также с низшими психомоторными центрами мозгового ствола) род рефлекторной дуги для висцерально-аффективных и основанных на влечении реакций или — в более широком смысле — большой распределительный центр для сводки инстинктивно связанных, однообразных сенсомоторных процессов жизни влечений.

Глубокое изучение чувствительности Хидом привело его к родственным воззрениям: он нашел при очаговых нарушениях в таламусе кроме нарушений самой чувствительности тенденцию чрезмерно реагировать на неприятные раздражения без того, чтобы при этом понижался порог болевых раздражений; одинаковая боль на больной стороне оказывается сильнее. Здесь речь идет об особых половинно-сторонних изменениях эмоционального тона в соответствии с аффективной установкой на сенсибильные и сенсорные раздражения: «один из наших пациентов был не в состоянии пойти на свое место в церкви, так как он больной стороной не мог выносить пения», и его сын утверждал, что отец во время пения постоянно потирал больную руку. Другой пришел на торжественные воспоминания о дне смерти короля Эдуарда VII. Как только хор начал петь, «появилось ужасное чувство на больной стороне, и нога была схвачена и стала трястись». Высокообразованный пациент показывал, что со времени припадка, который сделал особенно чувствительной к приятным и неприятным раздражениям правую сторону его тела, он стал нежнее. «У меня очень сильное желание свою правую руку положить на мягкую кожу женщины. Правая рука всегда нуждается в утешении. Кажется, что я на своей правой стороне непрестанно томлюсь по симпатии. Моя правая рука кажется более художественной». По Хиду, часть тела с больным таламусом сильнее реагирует на аффективный элемент как внешних раздражений, так и внутренне-душевных состояний; существует повышенная восприимчивость этой части тела к состояниям удовольствия и неудовольствия. Кюпперс выражает это в очень рельефной форме: односторонне-таламически больной человек слева имеет другую душу, чем справа, одной стороной он больше нуждается в утешении, чувствительнее к боли, художественнее, нетерпеливее, чем другой. Не давая оценки этой очень далеко идущей формулировке, процитируем Хида относительно функции таламуса. «Мы уверены, таким образом, что существенный орган таламуса есть центр сознания для известных элементов ощущения. Он отвечает на все раздражения, которые могут вызвать удовольствие или неудовольствие или сознание изменения в общем состоянии. Эмоциональный тон соматических или висцеральных ощущений есть продукт активности таламуса».