До сих пор мы следили за развитием самих актов движения, не обращая внимания на то, сопровождают ли их процессы сознания и какие именно. Теперь, на более высоких ступенях развития, мы можем обратиться и к рассмотрению душевных процессов, связанных с движениями. Попробуем разглядеть изнутри то, на что до сих пор смотрели извне. Мы задаемся вопросом о непосредственном переживании индивидуума, выполняющего движения.
Самопроизвольные движения растительной жизни (биение сердца) и близко к ним стоящие двигательные реакции, обусловливающиеся раздражением симпатической системы или только спинного мозга (зрачковый и коленный рефлексы), протекают без сопровождающих процессов сознания; или же они воспринимаются сенсорной нервной системой, только потом, как моторно уже совершившиеся, причем сам двигательный акт не переживается субъектом, как душевный акт. Мы не говорим «я бьюсь вместе с моим сердцем», но — «мое сердце бьется, и я воспринимаю это».
Совершенно так же в психическом отношении обстоит дело с рефлексами и привычками с мозговой иннервацией, возникающими из движений отбора, как их сокращенное выражение. В тот момент, когда начинает скользить моя нога, моя рука молниеносно ухватывается за ближайший твердый предмет. При описании этого рефлекторного движения (аналогично как и относительно биения сердца) мы можем услышать следующее: «моя рука ухватилась за точку опоры», но чаще, без сомнения, нам скажут: «я невольно схватился за точку опоры», причем слово «я» подразумевает некоторое психическое соучастие, между тем как слово «невольно» исключает какой-нибудь более ясно дифференцированный сопроводительный душевный акт. Таким образом, существует некая переходная ступень (начиная от самых низших двигательных процессов без малейшего коррелята сознания) к психическим рефлексам и привычкам, в которых характер их принадлежности к «я» только намечен и непрочен, вплоть до подлинных волевых действий с отчетливо положительным и ясно дифференцированным душевным участием в двигательном акте.
Если, следовательно, суть волевого процесса, рассматриваемого с объективной стороны, заключается в том, что он является реакцией, имеющей характер отбора, то с субъективной стороны она состоит в переживании душевного участия в осуществлении двигательного акта. Если при низшем рефлексе двигательный акт вызывается ударом по сухожилию, следовательно, непсихическим, механическим воздействием, то при волевом процессе он является результатом «решения», т. е. некоторого душевного акта, который «выбирает» путь для иннервации, «открывает» его, делает свободным. На непосредственном переживании реакции отбора, на сознании, что производится выбор между различными возможными реакциями, покоится сознание свободы воли и свободного волевого самоопределения. Выясняется, что феноменологически этот факт свободы воли, как непосредственное субъективное переживание, в той же мере является правомочным, в какой он непринужденно включается в общий закономерный ход вещей для объективного рассмотрения с точки зрения причинности. Процесс, который в субъективном переживании является идеальным мотивом, в рамках естественнонаучного рассмотрения, согласно принципу причинности, выступает сильнейшим биологическим возбуждением, т. е. весомой причиной, закономерно пролагающей себе путь. Возникающее при волевом акте представление цели для причинного рассмотрения в такой же мере является причиной, в какой для субъективного переживания оно служит целью.
Но в более высоких формах психомоторной жизни (Psychomotilitat) мы встречаемся еще с одной группой форм движения, которую обозначаем как движения выражения аффекта. Отчасти в них нетрудно обнаружить рефлексы, т. е. сглаженные сокращенные формулы первоначально целесообразных действий отбора. Сжимание кулака в гневе явственно выдает свой первоначальный целесообразный смысл наступательного движения по отношению к угрожающему противнику.
Дарвин на основании тщательных опытов с людьми и животными установил филогенетическую теорию форм выражения, в соответствии с которой эти последние являются атавистическими остатками первоначально полезных движений. Например, насмешливое приподнятие верхней губы первоначально имело смысл обнажения угрожающего глазного зуба-клыка, плач — смысл удаления из глаза раздражающего инородного тела, а «гусиная кожа» при страхе представляла собой еще слабую попытку поднять дыбом волосы, чтобы испугать противника. Другие движения для выражения аффекта можно объяснить вместе с Дарвином исходя из принципа контраста, причем противоположные аффекты имеют тенденцию к противоположной иннервации. Так, враждебное настроение собаки выражается туго натянутыми мускулами и прямо поставленной походкой, напротив, дружелюбно-ласкательные чувства — расслаблением мускулов, ползающими, изогнутыми, извивающимися позами, из них первый тип, по Дарвину, может быть объяснен как форма, имевшая в виду определенную цель, второй же — как контраст к этой форме, объяснение, исчерпывающее, по крайней мере, часть действительного положения вещей. Третья группа аффективных действий, в особенности проявляющихся на аппаратах растительной жизни (пульс, вазомоторная система, перистальтика), обнаруживает более примитивное возникновение. Объяснить это можно тем, что сильные аффекты ведут к перепроизводству нервной энергии, которая, не имея специфического направления, непосредственно возбуждая и расслабляя, распространяется до самых отдаленных сочетаний клеток тела.
Важным является тот факт, что на более низких ступенях развития выражение воли и выражение аффекта еще не дифференцированы и, насколько мы можем это установить, слабо дифференцированы лежащие в их основе процессы сознания. Более сложные мотивы действий, возникающие из более высоких интрапсихических актов выбора, играют у животных и маленьких детей еще очень незначительную роль. На прямое чувственное впечатление животные реагируют более непосредственно, чем взрослый человек: при виде пищи они тотчас же хватают ее, при первом же пугающем звуке они переходят в нападение или ударяются в бегство. Чувственное раздражение влечет за собой двигательный исход. Эти животные реакции имеют альтернативный характер (или просто положительный, или просто отрицательный): слепое сопротивление, неподвижный страх или выдрессированное послушание, без удержу действующее физическое влечение, простое «да» или «нет», без сложных промежуточных тонов, задержек и косвенных тенденций, которые приобретает элементарная эффективность при взвешивании мотивов, происходящем на более высоких ступенях душевной жизни. Соответственно, формам ее выражения недостает смягчения, часто они являются необузданными, чрезмерно сильными и слишком продолжительными.