В пять часов пополудни похоронный колокол на Иоанне Великом поведал Москве о кончине царя.

В Грановитую палату собрались знатнейшие бояре и почетное духовенство. Люди чиновные, почетные гражданские и военные люди, дьяки и народ наполняли крыльцо и двор. Вышел патриарх поведать почетным боярам и боярской думе о смерти царя Феодора, да вместе с этим зараз предложил и вопрос: «кому же быть царем России?»

Вопрос был совершенно неожиданный и непредвиденный. Милославские и их клевреты были захвачены врасплох. Они растерялись и молчали. Молчали и все остальные. Тогда патриарх решил вопрос сам и решил весьма неожиданно для всех.

— Да будет же великое государское дело решено самими наследниками!..

Царевичи были введены в Грановитую палату. Узнав, в чем дело, царевич Иоанн отвечал:

— Чувствуя свое слабое здоровье и неспособность править царством, хочу мирное житие иметь, царем быть не желаю и престолом поступаюсь брату, царевичу Петру, тем более что у него здравствует и мать, царица Наталия Кирилловна…

Палата огласилась криком: «Да здравствует царь Петр Алексеевич!» Народ подхватил этот крик и возглас понесся по всему Кремлю и Москве.

Совершилась присяга, причем, за малолетством царя, правительницею была объявлена царица Наталия Кирилловна. Разумеется, настоящими правителями предназначались боярин Матвеев и Нарышкины. Сообразив положение дела, скоро на сторону царицы перешли В. В. Голицын, Языков, Хованские и другие сторонники Софии. Одни Милославские остались верны Софии.

За боярином Матвеевым послали гонца, и он возвращался с почетом.

Приверженцы Софии прогадали; весьма вероятно, прогадали потому, что самой Софии вперед выступить было невозможно, а ее подручные были далеко не такого ума, находчивости, решимости и энергии, как она. Головой дела была царевна София и голова ее была далеко выше всех остальных мужских голов ее приверженцев. Это выясняется уже из того, что Милославские упустили самый подходящий момент для проведения царевны в качестве соправительницы старшего царевича Иоанна.

Это часто бывает, когда великие люди поручают проведение серьезных дел своим сподручным, далеко не столь великим, как они сами. Так было, есть и будет. И приходится тогда не то что вести вначале великое дело, а исправлять уже попорченное.

Так настояло и теперь царевне Софии исправить то, что попортили Милославские. Нужно было найти новые пути, новые способы и новые случаи.

Царевна София их нашла.

Великая сила стихия. Она может сделать все. Она может многое уничтожить и многое устроить. Счастлив тот, кто сумеет ею воспользоваться.

София решила призвать на помощь такую стихийную силу. Эта стихийная сила была в лице стрельцов. Не она первая, не она последняя прибегала к помощи войска. Нужно было вовремя все применить и умеючи пустить в ход. Царевна София вполне овладела моментом.

Стрельцы — это воплощение тогдашней России. Это была сила, сила неустроенная, разнузданная, своевольная, могущественная, но беспорядочная и ничем не сдерживаемая. И так как противовеса этой силе не было, то она была всемогуща.

В числе приверженцев царевны Софии был и князь Хованский. Когда Милославские проиграли партию, князь Голицын, Языков, Хованские и другие сторонники Софии примкнули к царице Наталии. Но там были свои правители и всем этим лицам приходилось или стушеваться, или стать на вторые роли. Ни то, ни другое им не было по нутру. Свое спасение они видели в царевне. Тайно они и принадлежали ей. Поэтому естественно, что они явились помощниками в ее замыслах. Главным исполнителем дела являлся все-таки Милославский.

На стрельцов действовали подкупами и спаиванием. Средства хотя и старые, но зато верные. Распускаемые слухи были только приправою и возбудительным средством. А слухи эти состояли в том, что царевич Иоанн обойден был престолом неправо, — что он является теперь в жизни лишним, — что он служит помехою для других, — что его хотят извести, — что его уже бояре убили…

Кто хочет верить, тот поверит самому невероятному. Все эти нелепые слухи были пущены умелыми людьми между стрельцами и нашли там прекрасную почву. Плодом же всего этого был бунт стрельцов.

Уже давно между стрельцами было брожение. Они были недовольны своими полковниками, которые пытались держать их в порядке и строгости. Они не были довольны и своим начальником, князем Долгоруким, который не поддерживал их своеволий. По провозглашении царем Петра стрельцы принесли на верность ему присягу. Но вскоре после этого они явились в Кремль с жалобой на терпимые ими несправедливости, обиды и притеснения.

Царевна София сеяла и подкрепляла смуту. Царица Наталия не могла дать порядка. Она ждала прибытия боярина Матвеева, а стрельцов старалась уговорить и успокоить. Но не ей было угомонить стрельцов. Стрельцы не унимались, а еще пуще шумели. Им выдали головой нелюбых полковников. Имущество полковников было отдано стрельцам. На эти средства стрельцы пьянствовали, но беспорядки нисколько не унимались. Напротив, они усиливались.

Царица ждала боярина Матвеева, видя в нем спасение. И царевна ждала боярина Матвеева. Она тоже видела в нем спасение, почему и хотела иметь его первою искупительною жертвою при своем возвышении.

Боярин Матвеев приближался к Москве. Боярин Матвеев прибыл в Москву. Царица успокоилась и передала ему всю власть.

Царевна София тоже была готова. Бунт стрельцов достиг наибольшего напряжения, и они перешли к действию.

Между стрельцами распускали слухи, что боярин Матвеев хочет истребить стрельцов. Эти наветы нашли себе поддержку в упреках на бесчинства, высказанных боярином Матвеевым стрельцам, пришедшим поздравить его с благополучным прибытием. Говорят, что переодетые люди ездили по Москве, захватывали стрельцов, издевались над ними и били их именем брата царицы, Ивана Нарышкина. Эти люди заявляли отпускаемым стрельцам, что они посланы унимать бунтовщиков, а впереди еще не то будет.

Словом, все было готово к последнему взрыву бунта. Надежным людям вручены были именные списки, кого нужно будет убить, а также сообщен был и дальнейший план действий, состоявший в том, чтобы сначала уничтожить важнейших противников, а затем требовать возведения на царский престол Иоанна при управлении царевны Софии.

В ночь на 15 мая вся Москва находилась в трепете и ужасе. В стрелецких слободах происходили пьяные, шумные скопища, слышался барабанный бой. Стрельцы готовились к походу на Кремль и Москву. Утром в стрелецкие слободы прискакали глашатаи. «Спешите, спешите, ребята, — кричали они, — Иван Нарышкин убил царевича Иоанна!.. А кроме того, открылось и новое злодейство: жид лекарь Годен, по наущению Матвеева, отравил царя Феодора. Спасайте царицу Марфу, жену Феодора, и царевен!..»

— В Кремль, в Кремль! — заревела толпа. — Смерть изменникам!..

Как лава, ринулись стрельцы на Москву и Кремль. Зазвонили в набат. Затрещали барабаны. Загремела пальба. Стрельцы с знаменами, бердышами, пищалями, пушками повалили толпами.

С утра бояре собрались в Кремль, но не знали, что делать. Пока происходили пререкания и толки, стрельцы наводнили Кремль и подняли неистовые вопли: «Отдайте нам злодеев: Матвеева, Нарышкиных и Годена! Они убили царевича Иоанна! Они отравили царя Феодора!..»

На красное крыльцо вышла царица Наталия, царь Петр и царевич Иоанн. Их сопровождали Матвеев и другие бояре. Увидев царевича Иоанна живым и невредимым, стрельцы переконфузились и смолкли. Видимо, их вожаки пересолили и чуть не испортили дела. Боярин Матвеев, видя такое впечатление, сошел вниз и кротко сказал им: «Я не злодей. Я иду к вам. Возьмите мою седую голову, если она вам понадобилась, но не губите невинных».

Кроткие речи и покорность еще более смутили стрельцов. Они опешили… Все дело испортил князь Долгорукий.

Он начал кричать на них и укорять. Стрельцы обезумели. Они опьянели. Вмиг князь Долгорукий был изрублен в куски и разбросан по площади. Стрельцы бросились на Красное крыльцо за Матвеевым. Его хотели защитить князь Черкасский и патриарх, но напрасно. Боярина вырвали из рук и бросили с Красного крыльца. Пики и бердыши приняли боярина и при криках «любо!» разметали по площади. За боярином Матвеевым наступила очередь Нарышкиных, Ромодановского и других… Стрельцы ввалились во дворец, врывались в хоромы царевен и проливали кровь в храмах у алтаря.

В смертельном ужасе царица увела во внутренние покои царя Петра, пресытившегося зрелищем издевательства и зверства над близкими людьми.

Пока одни стрельцы наверняка действовали в Кремле, другие стрельцы, стрельчихи и их дети хозяйничали в домах избиенных. Они брали ценные вещи и деньги, грабили погреба, пили и в неистовых воплях плясали дикие пляски. Тела убитых с хохотом волокли на Красную площадь.

Ночь прекратила неистовства, но не прекратила насилия. Кремль находился в осаде, под стрелецкою стражею.

Тайно бояре держали совет у царицы Наталии, но ничего не могли придумать.

Наутро убийство, неистовство и оргии возобновились. Грабеж перешел от имуществ обреченных в жертву на лавки и кабаки мирных жителей. Беззащитная Москва стала игралищем обезумевших пьяных бунтовщиков. Стрельцы грозили зажечь дворец, где ютилась несчастная царица, трепеща за сына-царя, отца и братьев.

Зато торжествовала царевна София. Она достигла безначалия своею волею и тем самым являлась владыкою обстоятельств. Вышедши к стрельцам, она встречена была дикими восторгами. София благодарила стрельцов за усердие к царскому дому и уговаривала прекратить смятение. Стрельцы требовали выдачи Ивана Нарышкина и Годена и возведения на престол неправедно обойденного царевича Иоанна. София обещала им исполнения первой половины просьбы, что же касается царевича Иоанна, то она советовала им представить решение боярской думе.

Возвратившись в хоромы, София передала волю стрельцов по поводу брата царицы и советовала немедленно исполнить ее, иначе стрельцы будут продолжать бунт. Иван Нарышкин причастился св. тайн и пошел на казнь. Мольбы царицы не спасли ее брата и дяди царя. Его растерзали, подобно другим жертвам, намеченным Софиею. Стрельцы удалились, удовлетворенные кровавыми жертвами царского рода. Все это видел малолетний царь, видел и крепко запамятовал…

На другой день собралась боярская дума и, по требованию стрельцов, посадила на царство и второго царевича; но при этом сторонники Софии опять вели дело неумело, прежде всего, на престоле остался и Петр, которого София никак не желала, и второе — управительницею София не была предложена и для довершения дела потребовался еще день и еще приход стрельцов. Только на другой день боярская дума вручила управление делами государства, за малолетством царей, Софии. Теперь только София стала царицею, при наличности двух царей.

Можно подумать, что теперь-то власть станет игралищем в руках приближенных царевне людей, так как допустить самостоятельность у женщины весьма трудно.

Ничуть не бывало. София была женщина выдающаяся и ее царствование достойно многих видных царей.

При вступлении в управление государством Софии было 22 года. Она была высокого роста, стройна, красива и энергична. Она была умна, образованна, сама писала стихи, самостоятельна, самолюбива, властолюбива, непокорлива, находчива, пытлива и настойчива. Она была достойна своего брата Петра, и если он был гений мужчина, то София была гений женщина.

Лица, помогавшие Софии в ее борьбе за власть, разумеется, рассчитывали воспользоваться этою властью в свою пользу и многие обочлись.

Разумеется, царь Иоанн не мог играть никакой роли. Царь Петр и его мать были устранены и до поры до времени терпимы. Князь В. В. Голицын управлял посольским приказом, Иван Милославский другими доходными приказами. Ближе всех к Софии и наилучшим ее советником был князь В. В. Голицын, хотя и в последнем случае София никогда не была в рабах.

Несомненно, между приверженцами возникли недоразумения, недомолвки и размолвки. А раз имелся пример в значении грубой силы, отчего не попытаться воспользоваться ею и другим. Прежде всего выступил на сцену князь Хованский. Он решил быть всесильным, но всесильною желала быть и София, а так как София была умнее Хованского, то последний и погиб.

Между стрельцами было много старообрядцев. По-видимому, к старообрядцам принадлежал и князь Хованский. И вот стрельцы-старообрядцы потребовали восстановления старой веры и возврата лиц, потерпевших за правую веру. София назначила собор. На соборе старообрядцы во главе с Никитою Пустосвятом держали себя грубо, дерзко и нахально. По приказанию Софии прения были отложены до другого дня, но в ночь зачинщики бунта были схвачены и казнены. Это, однако, не смутило стрельцов. Напротив, Хованский все больше и больше поджигал их. Видя такую дерзость стрельцов и их главы, царица София уехала в звенигородский Саввинский монастырь, а оттуда в Троице-Сергиеву лавру, распустила слухи, что покушаются на ее жизнь, стала созывать войска и охранять себя от злодеев. Вместе с этим ласковым письмом звала к себе из Москвы князей Хованских на ее именины. Хованские, отец и сын, поддались на ласку и отправились в путь, но были схвачены и казнены.

Напрасно второй сын Хованского старался возбудить стрельцов. Стрельцы смирились и виновные были беспощадно казнены. София имела не только твердую голову, но и крепкую руку. Головы гидры стали отлетать.

Таким образом, царица София умело и твердою рукою подняла стихию и столь же твердою рукою смирила ее. Она воспользовалась стрельцами на столько, на сколько это было ей нужно.

Царствование Софии длилось 6—7 лет и было ознаменовано видными событиями. Усмирив внутренние непорядки, София принялась за упорядочение внешних отношений. Она отправила посольства в Швецию, Данию, Голландию, Бранденбург, Англию, Францию, Польшу, Турцию и Австрию, извещая о смерти царя Феодора, о восшествии на престол царей Иоанна и Петра и о желании поддерживать со всеми этими государствами дружественные отношения и мир. Все ответили в самом лучшем смысле. София заключила первый трактат с китайским императором, не без пользы для России. В 1686 году заключен был трактат с Польшей, с уступкой России не только Киева, но и Смоленска, Малороссии и Запорожья. Подписывая этот договор, король польский Собеский плакал. Впрочем, нужно сказать и то, что между этими уступками он уступал и то, что ему не принадлежало. Это можно сказать о Малороссии, а тем более о запорожских казаках. Последние были совершенно вольные птицы, признававшие над собою власть одного только Бога. Наконец, она предприняла два похода против крымских татар, которые если и оказались неудачными, то скорее по неблагоустройству армии, чем по неумению ведения войны. В ее царствование выдвигается видная политическая личность по тому времени, гетман Малороссии Иван Мазепа, мечтавший дать Малороссии славу и независимость и павший жертвою своего заблуждения.

Вместе с этим София заботилась о введении благочиния и чиноначалия во дворце, занималась украшением храмов и устройством красивых зданий в Москве, заботилась о привлечении в Россию умных иностранцев с представлением им некоторых льгот, стремилась к искоренению суеверий и невежества и, по примеру киевской, устроила славяно-греко-латинскую академию в Заиконоспасском монастыре.

Но все имеет свой предел. Наступил предел и царству Софии. Надлежало уступить престол императору Петру. Орленок подрос и расправил крылья. Ему требовался простор, и он его получил.

О всех великих людях в народе ходят предания и предсказания. Существуют они и о Петре.

Говорят, что воспитатель царевича Феодора, Симеон Полоцкий, богослов, пиита, звездочет и человек, изведавший эллинскую премудрость, явился однажды к царю Алексею и предсказал ему, что у него родится сын — великий воин и государь мудрейший. Имя же ему будет Петр. Его слава пойдет звездой лучезарной и осветит весь мир. А вот явился и другой московский вещатель, юродивый и блаженный. Такие в Москве попадаются и теперь. Этот-то юродивый прибыл в царский терем и, застав вместе царя и царицу, сказал, что он пришел приветствовать «царя великого».

«Его?» — спросила царица, указывая на Алексея.

«Нет, побольше мужа твоего вижу я царя в утробе твоей: родится от Пахом с большим костылем и все его бояться будут!»

Наконец, говорят, что когда в Успенском соборе молились о спасении жизни царицы при разрешении от бремени, то диакон на ектений вместе с именами царевичей Феодора и Иоанна произнес и имя Петра. Засим диакон клялся и божился, что произнес по неизвестному внушению. Не важные сказания, а все-таки сказания.

По смерти царя Алексея Михаиловича царевич Петр и его семья находились в каком-то загоне. Царица-мать не имела в правлении голоса, царь Феодор и правительница София мало обращали на Петра внимания. Правда, ему были назначены учителя; но это делалось скорее pro forma. Его воспитание состояло в обучении грамоте, письму, с изучением Св. Писания, немногими историческими, географическими и юридическими сведениями. Первым учителем царевича Петра был дьяк Никита Зотов. Царь усваивал учение необыкновенно быстро и всех поражал своими успехами и своею пытливостью.

Живя на приволье, не стесняемый никем и ничем, царевич Петр быстро развивался физически и умственно. В одиннадцать он казался лет 14—15. Он был статен, с темными кудрями на голове и ярким румянцем на щеках. В больших черных глазах сверкал ум и энергия. Голос был громкий, движения смелые и живые. Еще в трехлетнем возрасте Петр любил воинские забавы. Царь собрал ему ровесников на потеху, одел их по-военному, и царевич Петр постоянно воевал и сражался с своими потешными, строил и брал города, давал битвы и одерживал победы.

Его потешные были с ним неразлучными друзьями. В числе потешных стояли и дети простого звания, и дети знатных княжеских фамилий. Число потешных все возрастало и возрастало и скоро достигло такого количества, что из них можно было составить два полка.

Путешественник Кемпферт говорит, что красота Петра пленяла всех, а живость приводила в замешательство степенных сановников Москвы. Когда посланник подал верительную грамоту и оба царя должны были встать в одно время, то младший не дал времени поднять себя и брата, как того требовал этикет, а быстро встал с своего места, сам приподнял царскую шапку и бегло произнес обычный привет: «Его королевское величество, брат наш, Королус Свейский по здорову ль?» Царевичу Петру тогда было 11 лет с небольшим, Кемпферт же дал ему не менее 16 лет.

В управление царством Софии царица Наталия и царевич Петр жили за немецкой слободой в селе Преображенском. Стоя в стороне от дел, царевич Петр часто хаживал в немецкую слободу. Там была свобода личности, свобода слова, свобода образования. Иногда запросто он гулял по улицам и по торговым рядам, один, без всякой свиты, ездил в санях в одиночке, ласково вел беседы с простолюдинами, заходил в их дома и в немецкие казармы. Много нового он там увидел и многому он там научился. Вступая в беседы с жителями немецкой слободы, он узнавал от них о жизни, просвещении, улучшениях и усовершенствованиях в жизненных приемах в чужих государствах. Юный царь ясно сознавал и большую разницу между жизнью русскою и жизнью иноземною, и великие преимущества последней перед первою. Здесь он познакомился и сошелся с своими великими сподвижниками Лефортом, Гордоном и другими. Лефорт учил царевича немецкому и голландскому языкам. Инженерный офицер Тиммерман обучал Петра математике, фортификации и артиллерии. Но особенно Петр интересовался военным делом. В этом его учителем и наставником был Лефорт. Петр любил его за беззаботную веселость, природную остроту ума, доброе сердце, ловкость, смелость, а более всего за откровенную правдивость и редкое в то время бескорыстие. Лефорт был полезен царю особенно при устройстве его любимых потешных полков. Ненавидя стрельцов, по существу, за все их безобразия в течение детства, Петр не мог не видеть всю негодность их как боевой армии. Это была безобразная орда, могшая брать числом и нахальством, но совершенно не способная вести войну надлежащим образом. Это он видел из сравнения стрелецких полков с немецкими. Это он сознавал из объяснений таких знатоков дела, как Гордон. Честолюбивый и имеющий пылкие планы на будущее, Петр не мог не сознавать, что с такими войсками, как стрельцы, он не мог успешно вести войну не только с европейскими государствами, но даже с татарами. Войско нужно было образовать новое. Его приходилось создавать. Его приходилось всему обучать иначе, чем стрельцов. Его приходилось устраивать так, как это ведется в Европе. И вот он захотел создать новую армию в малых размерах.

В 1687 г., когда Петру было 13 лет, объявлено было образование двух потешных полков, Преображенского и Семеновского. Много явилось охотников поступить в потешные. Записывались в потешные люди простого звания. Записались также Долгорукие, Репины, Голицыны, Апраксины, Прозоровские, Бутурлины и др. Сам же Петр стоял в числе рядовых Преображенского полка и был в нем барабанщиком. Ротным был Лефорт. Петр исполнял все обязанности рядового: он бил барабан, кидал артикул ружьем, стоял на карауле, делил простую пищу своих товарищей, жил с ними в палатках, сам возил в тележке землю на устройство маленькой крепости, которую затем осаждал по всем правилам войны.

Одновременно с этим он изучал кавалерийскую службу и со всею страстностью предавался изучению артиллерийского и саперного искусства. Все это он проходил лично и не было той мелочи, которую бы он обошел и не изучил лично на себе.

Попутно, бывая в немецкой слободе, он изучал ремесла: токарное, слесарное, плотничное,

сам ковал железо и плел мужицкие лапти и даже не чужд был медицинских познаний. И все это он знал не абы как, а вполне основательно и надежно.

Все эти знания ему были полезны как сами по себе, так и в применении к устройству его излюбленной армии.

Подготовляя потешные полки, Петр перевел к себе и часть стрельцов Сухарева полка, который до сих пор не принимал никакого участия в стрелецких бесчинствах. Петр завел свою артиллерию и создал армию, всегда готовую стать за своего царя.

Довольная сначала тем, что Петр слишком увлекся детским беспутством, София, однако, скоро заметила, что из этих потешных затей создается грозная сила. Ею нельзя было уже пренебрегать. За нею нужно было наблюдать и не упускать из виду. Видел всю опасность этих затей и В. В. Голицын, но поделать против этого ничего нельзя было.

Как на беду, Петр, прежде не интересовавшийся государственными делами, теперь от времени до времени стал появляться в царской думе, высказывать свои мнения и принимать участие в делах. Его мнения часто были резки, решительны и необыкновенно верны и метки. Часто он расходился во мнениях с Софией и не терпел противоречия.

Несмотря на юные годы, Петр много уже понимал в военном деле, мог свободно и верно его оценивать и правильно критиковать. Так, совершенно правильно строго он отнесся к неудачам первого крымского похода, хотя едва ли справедливо он обвинял во всем князя В. В. Голицына. Виновен, был плохой строй армии русской и не мог же его пересоздать вмиг Голицын. Разве из-за этого же не потерпел сам Петр во время первого похода на Азов и во время первого столкновения со шведами.

Совершенно прав был Петр и при противодействии второму крымскому походу. Опять-таки гениальное прозорливое око Петра могло усматривать все немочи русского строя армии; но Петр был один и равных ему не было и не скоро будет. Можно думать, что по отношению к князю Голицыну в Петре заговорили уже и личные отношения. Петр начал сознавать неправильность своего положения и, вероятно, подумывал о восстановлении своих прав. Видел он также и виновников этой ненормальности и потому невольно, по человеческой слабости, переносил гнев и недовольство положением дела на лиц, мало в том повинных.

Из многих обстоятельств можно было усмотреть, что начинается последний акт борьбы, причем наступательные действия уже шли со стороны Петра, а оборонительные — со стороны Софии. Оба врага были необыкновенно умны, и что в одном шло на преобладание ума, то в другом падало на долю опыта.

Как умные бойцы, они прежде всего наблюдали и изучали друг друга. Нужно прибавить еще и то, что борьба должна была идти не на живот — на смерть. Петр ясно сознавал, что он может быть самодержавным царем только с устранением совершенно с пути Софии, которая, несомненно, желает проглотить его. София слишком уже упилась властью, чтобы добровольно отказаться от нее; а для того, чтобы стать самодержавной, нужно было перейти через труп Петра.

Несомненно, борьба была не на живот — на смерть. Все прошлое показывает, что Петру нельзя было рассчитывать на стрельцов. Во главе стрельцов стоял Шакловитый, всецело преданный Софии. Разве только Сухарев полк мог оставаться верным Петру. Поэтому, естественно, он должен был готовить себе защиту и он ее приготовил в лице потешных полков и немецких полков. Правда, даже на немецкие полки едва ли он мог положиться, ибо хотя Гордон, стоявший во главе немецких полков, и весьма дружески относился к Петру, но эти отношения были личные отношения, а на службе он состоял у правительницы. Ей он и верным оставаться был должен. Люди ума и образования тем и отличаются от людей невежественных, что они умеют отличать свои личные отношения от служебных. Таковым был и Гордон. Поэтому Петру оставалось положиться на одних своих потешных, которые были уже сила, и сила важная — регулярные войска.

Софье тоже нужна была сила, и она ее имела в лице стрельцов. Стрельцов она уже знала. Умела ими управлять, умела их возбуждать, умела смирять. Знала она и их неразборчивость в средствах, и беззастенчивость в приемах. Это все, что ей и нужно.

Трудно было сказать — равны ли партии и кто выиграет. Много было шансов на одной стороне и много было на другой. Вся беда Софии была в том, что ей приходилось вести дела не лично, а через вторые и третьи руки, причем эти руки были и глупы и нерешительны.

Тогда как Петр все дела вел лично и всюду был впереди. Прибавим еще и то, что Петр вел дело чистое, а София не чистое. Ну, да у умных людей всегда цель, оправдывает средства.

В таком выглядывании, в таком наблюдении, изучении и соображении проходило время, выжидая случая, который бы послужил разрывною бомбою.

Случаи вскоре представились в виде неудачного второго похода князя В. В. Голицына, в виде открытого участия в качестве царицы, совместно с царями, в торжественных шествиях правительницы Софии и в виде несогласия Петра на награду князю В. В. Голицыну за его поход в Крым.

Привыкнув в течение 4—5 лет управлять государством, царевна София привыкла и к мысли считать себя царицею, почему она в торжественных случаях являлась в царском одеянии совместно с царевичами. Это царю Петру не нравилось, и он неоднократно давал заметить ей, что ее появление в царских выходах негоже, но царевна не обращала никакого внимания на это. Решительный разрыв произошел по этому поводу 8 июля во время крестного хода из Успенского в Казанский собор в память избавления Москвы от поляков. София явилась на крестный ход в полном царском одеянии. Увидев ее в таком виде, Петр сказал: «Тебе не место здесь! Ты не царица!»

Но София не обратила внимания на слова царя. Не желая заводить публичной ссоры, Петр немедленно уехал в Преображенское. Факт непослушания крайне раздражил Петра. Он не захотел слышать даже имени Софии. София об этом узнала и увидела, что готовится развязка.

А тут явился князь В. В. Голицын из неудачного похода. Петр резко порицал Голицына. София хотела его возвеличить. Бояре были между двух огней, но уже многие чувствовали силу Петра и переходили на его сторону.

Неуверенная в исходе борьбы открытой, София решила устранить Петра рукою наемного злодея. Таких немало отыскалось среди стрельцов, управляемых Шакловитым. Окончательным моментом назначена была ночь на 7 августа, когда рассчитывали, что в Преображенском, по случаю праздника, вся прислуга перепьется и доступ к царю будет возможен. В числе заговорщиков нашлись, однако, два переметчика, которые прискакали ночью в Преображенское раньше и предуведомили о грозящей опасности. Царь моментально собрался и в ту же ночь ускакал в Троице-Сергиеву лавру. В этих твердынях уже раз нашла защиту и приют его сестра, правительница София, во время стрелецких бунтов. Прискакавший немедленно за переметчиками в Преображенское Шакловитый с 300 стрельцов уже там не застал Петра. Птичка-то упорхнула.

Дело принимало скверный оборот. София сначала прикинулась ничего не знающей, но правда вскоре обнаружилась. Тогда она обратилась к своим верным стрельцам. Стрельцы сначала очень ретиво поднялись за Софию. Но не дремал и Петр. Он кликнул клич к верным своим людям, и те тоже не замедлили стать за Петра. Первым явился в лавру Лефорт с потешными полками. Это был момент, окончательно связавший его с Петром. Засим прибыла часть верных стрельцов и постепенно стала стягиваться вся земская рать к стенам Троице-Сергиевой лавры.

Софию стали покидать не только бояре, земские люди и народ, но и стрельцы. Все дело очень скоро кончилось. Шакловитый и виновные стрельцы были беспощадно казнены. София ушла в Новодевичий монастырь, князь В. В. Голицын отправился в ссылку в то самое место, где был когда-то боярин Матвеев.

С этого момента в государстве двоевластие прекратилось. Правда, было два царя, но только одна голова все рядила и чинила, царь же Иоанн оставался царем по имени. Все важнейшие дела и серьезные государственные вопросы решались царем Петром.

Так кончилось управление царевны Софии, управление разумное, видное и для государства полезное, и если читающий ее историю без особенного сожаления переходит к царствованию Петра, то только потому, что гений последнего был еще несравненно могущественней.