Описанные до сих пор чувственные качества имели то общее, что они благодаря содержащимся в них implicite аффективным моментам непосредственно дают повод организму к соответствующим биологическим целям установкам на раздражения положительного или отрицательного рода. Они делают это относительно элементарным способом, т. е. достаточно прямо — через связанные с ними психомоторные формулы рефлекторного или инстинктивного рода, но не давая собственного образа воспринятого раздражения. Лучше всего это можно объяснить с помощью таких ощущений, которые мы не можем контролировать зрением и осязанием. Сердечная тоска и боль внутри тела имеют сильное аффективное качество и благодаря этому вызывают тотчас и непосредственно определенные инстинктивно-психомоторные и вегетативно-нервные установки; но человеку без медицинского образования они не дают представления о состоянии затронутого органа, так как часто неизвестно, какой орган затронут. Нечто похожее наблюдается и при родственных аффекту ощущениях, идущих извне, поскольку мы не дополняем их оптически-тактильно. Также если бы мы исчерпали всю шкалу болевых ощущений, которые могут воздействовать извне на наше тело, то они все вместе, однако, не дали бы нам никакого представления о роде вызывающих их внешних факторов, о вне нас находящихся предметах, не говоря уже об их месте в пространственной картине. Совершенно так же обстоит дело с обонянием и вкусом. Мы можем создать себе с помощью зрения и осязания, а в некоторых случаях даже одного из них совершенно точный образ предмета «звезда», даже если бы мы никогда не старались узнать о ее запахе или вкусе. Напротив, одновременно слепой и бесчувственный никогда не мог бы конструировать из одного обоняния и вкуса связный предметный образ, который был бы аналогичен оптически-тактильному предмету «звезда». Его обонятельные и вкусовые чувства никогда не сообщили бы ему чего-либо другого, кроме разве немногих аффективно окрашенных отдельных раздражений без тенденции и возможности образования образа.
На этих примерах мы можем ясно представить два различных способа работы нашего аппарата ощущений. Это направление, с одной стороны, на аффективно окрашенную, прямо рефлекторную или инстинктивную установку, с другой — на разработанный образ внешнего мира, картин, предметов, представлений, причем окончательная, биологическая ориентировка во внешнем мире происходит не прямо, а через образ внешнего мира и, возможно, совершенно без существенного участия аффекта. Но дело обстоит не так, что одни чувства имеют только одно, а другие только другое направление: скорее, по обоим направлениям идут преимущественно определенные группы чувств, к которым потом добавляются элементы из иных групп. Так, в предметный образ «звезда» входит ее запах и вкус, в предметный образ «печь» — согревающее, в предметный образ «нож» — болевое, в виде добавления, а не как основное качество.
И наоборот, к общему чувству благосостояния или неблагосостояния наряду с кардинальными и основными факторами всех телесных ощущений добавляются также элементарные свойства и цветовые качества обстановки или воздействие звуковой среды, хотя эти последние факторы не являются необходимыми для возникновения этого общего чувства. Такие жизненные чувства, как голод или сексуальное возбуждение, могут вызвать оптические образы определенной пищи или полового партнера без того, чтобы это жизненное чувство существенно изменилось при отсутствии оптического коррелята. Даже для своего моторного устранения ощущение голода, например, не нуждается в образно-предметном представлении внешних вещей, в крайнем случае достаточно руководствоваться обонятельными, вкусовыми и диффузными качествами.
Мы уже видели, какие чувственные качества участвуют в процессе возникновения образов: в упорядочении отдельных ощущений и превращении их в образы и предметы, а также в расположении их в пространстве. Так, для развития представлений о пространстве руководящим оказывается чувство зрения в теснейшей совместной работе с ощущениями осязания и положения, из которых последнее (например, у слепых) формирует широко развитое предметно-пространственное мышление без чувства зрения.
Возможность развития пространственного представления связана с тем, что как для чувства зрения, так и для чувства поверхностного осязания кожи характерно следующее: большое число отдельных впечатлений можно сразу схватить в отдельном акте. При этом отдельным впечатлениям должно быть свойственно некоторое различие по месту их воздействия, которое позволяло бы нам различить, например, два близко лежащих прикосновения к коже. Различие исходящих из разных пунктов тела чувственных сигналов понимают качественно и обозначают выражением «локальные знаки», расстояние, при котором еще различаются два действующих близко друг к другу отдельных раздражения, называют пространственным порогом. Пространственный порог на способных к более тонкому чувственному дифференцированию местах тела, как, например, на кончиках пальцев или на сетчатке глаза, значительно ниже, т. е. уже, чем на других областях тела. Одновременное восприятие многих раздражений и качественное различие этих раздражений создают основу для всестороннего упорядочения этих раздражений, определения поля зрения или поля осязания и для двухмерного представления пространства. Для развития представления о трехмерности пространства экспериментально можно использовать различные факторы, например через стетоскоп действие так называемых бинокулярных параллельных осей (т. е. не вполне полного покрытия образа правого и левого глаза) и мускульных ощущений, связанных с движением конвергенции глаз. Для восприятия трехмерности пространства и возникновения представлений о предметах важны ощущения мышц и суставов при всестороннем «ощупывании».
Названные факторы зрительных, осязательных и двигательных ощущений создают представление о пространстве и предмете, не каждый в отдельности, а при внутреннем всестороннем слиянии и совместной работе. Приобретаются ли представления о пространстве и времени описанным образом (эмпиристическая теория) или они являются врожденными качествами, как последние категории (нативистическая теория), этот старый спорный вопрос для мыслителя, стоящего на точке зрения биологии развития, можно изложить следующим образом: такие сложные явления, как представление о пространстве и времени, должны были постепенно развиться из более простых. Отдельные компоненты, из которых они состоят, во многих случаях мы можем выделить экспериментально, однако это не означает, что каждый человек должен самостоятельно вырабатывать часть за частью представление о пространстве и времени. Тенденции развития пространственно-временного мышления, как и другой филогенетически-наследственный капитал, мало-помалу изменяются и до известной степени становятся врожденными.
Другие важные функции для создания образов раздражений, возникающих под воздействием внешнего мира, имеет чувство слуха. Прежде всего оно участвует в развитии представления о времени, чему решительно благоприятствуют ритмические слуховые раздражения, подобно тому как ритмическое течение телесных ощущений, например, при ходьбе, как правильно подчеркнул Вундт. Для развития представления о времени большое значение имеет мнестическая функция большого мозга, которая делает возможным наличие энграмм, последовательно блекнущих рядом с более сильными новыми впечатлениями. На этом количественном факторе, на расположении по ступеням силы свежести переживания внутренних образов, как и на основывающихся на памяти «локальных знаках», должно прежде всего базироваться представление о времени. Во всяком случае Корсаковский симптомокомплекс показывает, что представление о времени теснейшим образом связано с целостью функций замечания и памяти и что при их более тяжелом нарушении оно исчезает. Кроме того, если мнестическое расположение по степени силы переживания разрушается очень сильным аффективным акцентом (например, потрясающее переживание печали или ужаса), то очень сильно страдает и чувство времени.
Но свое главное значение для высшей душевной жизни чувство слуха приобретает как центральный фактор развития речи. Благодаря речи впервые становится возможным развитие тех принципов упорядочения образов внешнего мира, которые составляют высший итог нашей мысли: именно абстракции, т. е. образования чувственно не представимого общего понятия, включающего в себя конкретные образы и в то же время абстрактное установление отношений их друг к другу в форме логических категорий: сравнения, подчинения, причинности, целесообразности. Слово для абстрактного представления — это единственная реальность, без которой оно не может быть ни зафиксировано, ни передано, а отношение грамматики, построения предложения к логике известно уже из школьного курса.