Внезапными действиями мы называем такие реакции, когда аффективные импульсы, обходя целостную личность, непосредственно переходят в действие. Следовательно, и здесь мы находим недостаточную интерполяцию, но внезапность проявляется при этом не в элементарном моторном разряжении, как при эксплозивных реакциях, а в более сложных действиях.
Молодая прислуга из деревни, слабая, кроткая и застенчивая, поступает на свою первую городскую службу. Первые недели она выглядит больной и усталой, но не жалуется. Вдруг однажды утром дом объят пламенем и дети хозяев убиты. На суде открывается следующее: она страшно тосковала по родине, чувствовала себя переутомленной, все ей было чуждо, она не видела выхода для себя, ни с кем не решалась поговорить. Если бы от дома и детей ничего не осталось, она могла бы вернуться домой. Эту переходную мысль она, возможно, выдумала, а может быть, и нет. Глухое, стремительное, невыносимое желание: «Только бы вон отсюда!» Однажды утром у нее туман в глазах и кружится голова. Она не понимает, что с ней происходит. Когда она слышит потрескивание огня под лестницей, у нее на душе делается спокойнее и яснее. Возможно, что действие происходит с ужасающей ясностью, как что-то само собой разумеющееся, что впоследствии становится неразрешимой загадкой для самой преступницы.
Мы слышим потом изложение вроде следующего:
Тоска по родине, начавшаяся с первого дня поступления на службу, уже на четвертый достигла значительной силы, когда ей в ее безутешном настроении явилась мысль поджечь дом. Она уже знала, как ей это сделать, не думая ни о чем другом. Ее побуждала тоска, и она не видела другого выхода. Мысль эта не оставляла ее. Через три часа она привела ее в исполнение. Когда она бросала горящий уголь в корм для скотины, она, может быть, думала: «Будет это гореть или нет, для меня не важно».
Итак, внезапные действия могут выступить в форме описанного изолированного исключительного состояния, со склонностью к затемнению сознания, или же могут происходить как нормальное действие, продуманное, ловко и осторожно выполненное при полном сознании. В обоих случаях внезапные действия характеризуются тем, что мы выше в протоколе отметили курсивом: «не думая ни о чем другом». Действие вместе с аффективным побуждением, которым оно вызвано, образует упорядоченное и осмысленное целое. Но оно отколото от остальной личности и является ее частью, получившей самодовлеющее значение. Обычная реакция тоски по родине в своем первом проявлении могла бы протекать совершенно так же. У любой служанки в подобной ситуации легко могла бы возникнуть мысль: «Я не могу больше этого выносить, я должна вернуться домой во что бы то ни стало! О, если бы в одно прекрасное утро дом сгорел и мои питомцы умерли! Тогда бы я могла уйти!» До сих пор аффективная энергия переживания протекает в обоих случаях в одном и том же русле. У обыкновенной прислуги она должна была бы пройти длинный и запутанный путь, а именно через все интерполяции, которые создались бы дальше из запаса чувств и представлений целостной личности: сострадание к хозяевам и детям, мысль о родителях, страх перед неизбежным арестом и наказанием, внушенные в школе религиозные и моральные принципы и т. д. И по прохождении всех этих интерполяций импульс тоски по родине, к поджогу и убийству детей не мог бы привести к действию, он был бы так заторможен, задержан и видоизменен дюжиной противоположных энергетических импульсов и сопротивлений, что в конце концов моторная реакция явилась бы чем-то совершенно безобидным. Девушка хорошенько бы выплакалась или покаялась своим хозяевам, в худшем случае отказалась бы от места или сбежала. Нашу преступную девушку отличает то обстоятельство, что импульс тоски по родине не прошел через фильтр целостной личности, а непосредственно воздействовал на психомоторную сферу и таким образом вызвал то действие, которое являлось наиболее близким для аффекта тоски по родине и наиболее бессмысленным для целостной личности. Это мы называем коротким замыканием (Kurzschluss).
Реакция тоски по родине в форме поджога и убийства детей является типичным синдромом у 14—17-летних служанок. Чаще всего это происходит с инфантильными слабыми созданиями с задержкой полового развития, так что сильная реакция тоски по родине, очевидно, основана на недостаточном ослаблении психической связи с родителями, о чем мы упоминали при обсуждении вопроса о задержках в развитии полового влечения. В своем характере, кротком, как у овечки, робком и аутистичном, такие девушки ясно обнаруживают шизоидные черты.
Совершенно аналогичные внезапные действия наблюдал я, впрочем, недавно у одного молодого купца, страдающего гомосексуальностью, перед которым отец из-за его полового образа жизни в споре закрыл дверь. В пылу вспыхнувшего раздражения он поджег амбар отцовского дома, сам сел на крышу, распевая женским фальцетом оперные арии, чтобы в такой романтической позе окончить в пламени свое несчастное существование.
Аналогично и в других случаях мы часто находим половое влечение в основе внезапных действий.
Любовь и смерть. Двойное самоубийство несчастных любовников является типичным мотивом не только в поэзии, но и в реальной жизни. Мы удивляемся той легкости, с которой сильная, острая влюбленность, не находящая сейчас же выхода, приводит к самоубийству даже самых банальных, не героических натур. Сильная влюбленность со странной закономерностью приводит самых разных людей к мыслям о смерти, и часто бессознательно, действуя, подобно страху, как побуждение. В старинных народных песнях это стало почти формулой. Конечно, это одно из исконных филогенетических аффективных неразрывных соединений, как между любовью и страхом.
Время половой зрелости с ее душевной неуравновешенностью, с ее крайними, чрезмерно напряженными аффективными поступками особенно располагает к внезапным действиям, прежде всего к самоубийству, например, молодых служанок или учеников. Прежде всего это происходит из-за несчастной любви, но также из-за тоски по родине, страха перед учителем, опасения провала на переходном экзамене, предчувствия надвигающейся шизофрении. У прислуги первой мыслью бывает — броситься в воду или выпить соляной кислоты. Порой за этим, действительно, кроется не что иное, как детское упрямство, протест. Опять произошла сцена с хозяевами — в порыве раздражения скорей глотнуть соляной кислоты: «Хозяйке солоно придется, если я умру».
Убийство детей у внебрачных матерей является типичным внезапным действием. На войне это обнаруживалось во многих случаях дезертирства.
Не очень способный рекрут страдает под началом своего фельдфебеля. На обратном пути, возвращаясь из отпуска в гарнизон, он вылезает на первой попавшейся станции и так, как есть, в мундире, идет наниматься к одному крестьянину для сенокоса. Он больше не думает о гарнизоне и не предпринимает никаких мер предосторожности. Только спустя несколько месяцев его находят.
Вторая группа внезапных действий еще труднее поддается постижению вследствие того, что она происходит без сильного давления аффектов. Следуя мгновенному безразличному побуждению, совершается действие, которое нельзя объяснить ни личностью действующего, ни сложившимися обстоятельствами.
Зажиточный студент отправился с добровольческой организацией в революционную область. Он проводит несколько дней в квартире дружески расположенных к нему людей. Перед возвращением в университет он замечает у них несколько книг, которые вызывают у него мимолетный интерес. Ничего не говоря, он упаковывает их и берет с собой. Не читая, приносит их упакованными к себе домой, где разрывает и затем с чувством совершения чего-то тягостного зарывает в землю.
Здесь отсутствует какое бы то ни было сильное аффективное побуждение. Он мог бы за несколько марок купить себе эти книги в ближайшей лавке. В этом случае мы наблюдаем отсутствие сопротивления мимолетному мгновенному импульсу, т. е. тяжкую отколотость этого изолированного поступка от какой бы то ни было интерполяции с тенденциями целостной личности. Чем больше мы находим таких слабо мотивированных, внезапных действий, тем ближе подходим к типу шизофреников. Многие из них являются не чем иным, как начальными симптомами будущей шизофрении или, во всяком случае, признаками шизоидной конституции. Такие люди также под влиянием мгновенной причуды могут совершить жестокость и убийства. Или же за этим может также скрываться начинающийся паралитический или старческий распад. Во всяком случае, аффективно слабые внезапные действия заставляют нас всегда подозревать серьезный процесс распада или расколотости личности.
Тем не менее существуют также большие группы, по-видимому, слабомотивированных внезапных действий, за которыми в действительности скрываются сильные аффективные побудительные силы. Эти побудительные силы исходят либо из сильных, не поддающихся подавлению перверсных побочных компонентов личности, либо они результат воздействия старых комплексов. Сюда относится много случаев, принудительно и, по-видимому, загадочно возникающих побуждений и прихотей, например, так называемой клептомании (импульсивного воровства) и бессмысленных убийств и преступной жестокости. Так, некоторые случаи воровства из магазинов, совершенные состоятельными дамами, оказываются простыми сексуальными перверсиями, а именно — бархат и шелк вызывают у них сексуальное наслаждение, и тайная кража этих вещей приводит их к сильнейшему сексуальному возбуждению. Пример символического воровства приводился нами выше. Многие непонятные убийства, особенно отвратительного характера, являются садистскими актами. Есть исторически известные примеры таких детоубийц и отравительниц. Даже поджог может быть связан с сексуальным возбуждением. Но мы должны признаться, что не знаем психологического механизма некоторых импульсивных действий, тем более что многие из них вытекают не из ставших внешними психологических констелляций, а, например, из эндогенных периодических расстройств.