Влечениями мы называем те наследственно утвердившиеся компоненты общей эффективности, которые прочно замыкаются, группируясь вокруг известной жизненной цели. В душевной жизни человека они играют двойную роль. С одной стороны, влечения — составная часть темперамента, образно говоря, они широкие, могучие нижние течения, из которых в дальнейшем возникает более высокая эффективность и которыми она определяется в своем общем направлении. С другой стороны, они образуют достаточно самостоятельные психические факторы, которые при случае оказываются также противоположными тенденциям личности. В обоих случаях сексуальное влечение может служить образцом функций влечения вообще.
Сами главные влечения у отдельного человека заложены наследственно, как настоящие, неподвижные и мало поддающиеся влияниям постоянные элементы. Удовлетворение влечения у человека в форме действия лишь незначительно происходит в виде постоянных элементов, т. е. подобно неподвижным инстинктам. Такие инстинктивные формулы, которые не приходится заранее заучивать, а также рефлекторные и полурефлекторные механизмы существуют у человека для выполнения собственно полового акта, они также наблюдаются как отдельные проявления любовной игры. Формулообразны в инстинктивном смысле моторные процессы принятия пищи, наконец, такие способы поведения в случаях тяжелой угрозы жизни, как синдромы ужаса и паники, которые группируются прежде всего вокруг двух кругов инстинктов: так называемого рефлекса мнимой смерти, или рефлекса неподвижности (гипноидно-ступорозный радикал), и неистовства движений (приступы судорожного дрожания, стремление бегать и т. д.).
В остальном у человека большей частью неподвижно-постоянны только основные направления влечений, конкретная же форма их реализации непостоянна. Это также затрудняет четкое выделение того, что мы будем называть влечением. Наверняка как влечения следует обозначить аффективные тенденции, которые группируются вокруг трех уже названных главных жизненных пунктов: принятия пищи, охранения от опасности и размножения. Первые два суммарно можно также противопоставить как влечения к самосохранению влечениям сохранения рода. При обычных культурных условиях сексуальное влечение является наиболее самостоятельным и наиболее дифференцированным. Сколь велика в кругу трех названных главных центров область влечений, является делом субъективным; на своей периферии влечения без границ теряются в непостоянных, сообразно ситуации меняющихся течениях общего темперамента, в приобретаемых при помощи воспитания социальных способах поведения.
Так, например, на узкое пространство влечения к пище, голода, жажды налагается более широкий круг родственных влечению установок, которые связаны с обладанием и с приобретением денег, как с непрямыми предварительными условиями питания; в отдельных чертах они изменчивы и подвержены влиянию воспитания, но все еще там и здесь имеют подобные влечению компоненты, которые, как, например, скупость, страсть к собиранию и т. п., по своей темной непреодолимой аффективной силе, по своей индивидуальной неподвижности и бессмысленности, т. е. по слабой приспособленности к некоторым единичным ситуациям, очень мало отличаются от настоящих влечений и встречаются особенно часто в пограничных психопатологических областях.
К пищевому влечению примыкает группа личных способов поведения, которые относятся к родственным жизненным чувствам и, соответственно, к возникающим благодаря им установкам. Такова, например, переносимость боли, холода, утомления, тягостей жизни. В эти аффективные качества включаются индивидуально постоянные факторы большой жизненной силы.
Особое, промежуточное положение между сексуальными влечениями и влечениями к самосохранению занимают влечения к жестокости. Мы видим их как в мире животных, так и у людей, прежде всего в борьбе, при защите и нападении и при добывании пищи. В форме садизма и мазохизма (активное и пассивное удовлетворение жестокости) они обнаруживают также тесную связь с половым возбуждением, которая генетически совпадает с сексуальной агрессивностью, с влечением к половому обладанию или, соответственно, с желанием быть подвергнутым этой агрессивности.
В группу влечений к жестокости входят родственные установки, которые обозначаются как воля к власти. В своих глубоко скрытых разветвлениях и изменениях они изучались Ницше, а в связи с их отношением к неврозам — Адлером. В своих разновидностях они выступают как очень изменчивые и сложные социальные феномены, но имеют одну постоянную, подобную влечению, основную черту, которая близкородственна вышеуказанным элементарным животным комплексам влечений: борьбе, агрессивности, обладанию и, соответственно, страданию от них или аффективному напряжению при неудаче в этом. Все эти группы, соединенные вместе, можно обозначить как влечение к овладению — в более узком и более широком смысле. Во всяком случае так называемое социальное влечение к власти выступает в психологии неврозов как фактор первого порядка с неодолимой аффективной силой, который вполне может конкурировать с сексуальным влечением. Значительна его роль и в исторических и индивидуально-психологических явлениях.
Те же самые аффективные факторы, на которых основывается групповая совместная жизнь, обыкновенно называют стадным влечением, и действительно, создание стад в мире животных регулируется твердыми инстинктивными механизмами. У людей социальные способы поведения принадлежат к самым изменчивым и индивидуально дифференцированным явлениям, так что рассматривать их вместе с влечениями неуместно. Однако основное направление к социальному общению (Gemeinschaft) у людей заложено в виде влечения. Представлять себе так называемого чисто примитивного человека в виде эгоистичного животного, которое слепо проявляло бы себя в жизни, без всякого внимания к другим (если бы сила и искусственно созданные культурные границы не стали бы этому препятствием), это значит создавать ложную конструкцию. Этот свободный эгоистичный человек совершенно не соответствует здоровой необразованной примитивности, его вообще нигде нет, кроме как в фантазии Degenere superieur, который потерял свои коренные инстинкты. Психология народов, как и психология животных, учит нас чему-то совершенно другому. Они показывают нам у примитивных людей, как и у живущих в более тесном общении животных, поразительно строгую инстинктообразную или родственную инстинкту упорядоченность как половой жизни, так и социальных отношений, часто более четкую и строгую, чем в культурном обществе. Альтруизм, самопожертвование, сострадание, знание своего места и подчинение в их эмоциональных основах следует, таким образом, понимать вовсе не как искусственно созданные продукты культуры, но как естественную реализацию влечений. В характерном, с точки зрения медицины, виде мы их находим вовсе не у самых здоровых, грубых, переполненных силой людей, но в совершенно ясной форме у выродившихся, невротиков и при определенных психических нарушениях (после юношеского поражения мозга, после катастроф периода созревания шизоидного характера).
В остальном влечение к стаду не только порождение полового влечения, стадо не только простое расширение соединений на половой почве, и государство не продукт дальнейшего образования семьи, даже если половые потребности в социальной жизни являются важными компонентами. В жизни животных влечение к стаду и половое влечение в самом деле не зависят друг от друга; в брачное время они часто вступают друг с другом в конфликт; в колониях насекомых именно бесполые типы преимущественно участвуют в общении.
У людей кроме общего направления к общению, имеющего характер влечения, есть еще некоторые специальные рудименты инстинктообразного иррационального влечения к стаду; они обнаруживаются прежде всего в так называемых явлениях массового внушения, при которых в человеческих собраниях сам собой или под влиянием внушающих жестов вожака возникает логически неконтролируемый эмоциональный настрой. Указанием на биологическое обоснование чувств общности является также тот факт, что, образно говоря, они идут рука об руку с телесно обусловленными темпераментами, так что склонность к общежитейно-социальному является характерной чертой циклотимиков, аутизм, склонность к обособлению — общим главным признаком шизотимиков.
Также мы видим, что большинство аффективных качеств человека, большая часть его характерных свойств группируются вокруг центрального жизненного пункта — его влечений, как более дифференцированных и изменчивых проявлений.
Однако уже у животного мы замечаем, что общая сумма его жизненной энергии не исчерпывается потребностями, имеющими характер влечений, сверх этого остается еще значительный, способный к свободному приложению остаток, который проявляется, особенно у молодых животных, «в наслаждении движением» (Гомбургер), конкретно в радости от игривого проявления. К биологическому смыслу этих игр детей и животных особенно близко и очень тонко подошел Гросс. У них нет никакой прямой жизненной цели, наоборот, опосредствованно они имеют важное биологическое значение, отчасти физиологическое, как упражнение силы и ловкости, частью психологическое, как род деятельности, из которого при случае и в тесном взаимодействии с факторами влечения возникают новые сложные культурные виды деятельности (в особенности в художественной области), которые также, с одной стороны, могут быть самоцелью, с другой — способствовать улучшению жизненных условий.
Психология влечений и их взаимодействия с более высокой душевной жизнью образует один из основных пунктов врачебной психологии; возникающие здесь конфликты вызывают наибольшую часть неврозов, реактивных психозов и бесчисленное число телесных страданий, которые в основе являются не чем иным, как замаскированными душевными конфликтами. В противоположность более высокой эффективности, более видоизменяемой и более способной к приспособлению, влечения, как слепые, элементарные силы природы, наудачу прокладывают себе путь, на каждом слабом месте преодолевают сопротивления и, потревоженные в своем течении, легче всего выбивают душевную жизнь из ее колеи.