Психогенный парааутизм впервые описан J. Nissen (1975) у детей 3—4 лет, лишенных матери, воспитывающихся в семье или в детском доме. Это расстройство наиболее оформленно проявляется к первому физиологическому кризовому периоду (2,5—4 года) в изменении общения, недостаточности коммуникативных функций, нарушении становления речи, моторных навыков и к тому же сочетается с определенными нарушениями социализации, т. е. по сути охватывает нарушения всех функциональных сфер организма.
Еще до J. Nissen в ряде работ уже подчеркивалась возможность тяжелых депрессий, задержек развития под влиянием фактора сиротства [Матейчик 3., 1975; Spitz, 1965; Bolby J., 1979, и др.]. В последующих работах убедительно показан широкий спектр расстройств эмоциональной, когнитивной и моторной сфер у детей-сирот [Мещерякова С. Ю., 1982; Гурьева В. А., 1982, 1994; Г. Троселкова М. О. и др., 1995; Проселкова М. О., 1996, и др.]. В этих работах впервые выявлена возрастная динамика депривационных психических нарушений, возникающих с первого года жизни у детей-сирот, воспитывающихся в структуре домов младенца. Обнаружена в 79 % случаев задержка умственного развития, тогда как в детской популяции она не превышает 8—10 %.
Обращаясь к проявлениям дизонтогенеза у детей-сирот, которые наблюдаются в возрасте от 0 до 3—4 лет в домах младенца (при помещении их туда в первые 3—6 мес жизни), подчеркнем следующие его особенности. Прежде всего в клинической картине обращает на себя внимание обедненность эмоционального реагирования на зов, человеческую речь (тихий и громкий голос), новых людей, новую обстановку, игрушки, окружающих детей. В общении со взрослыми дети обычно неактивны, безучастны. У них не возникает первичной реакции на обращение, показ игрушек, даже красочных, ярких и звучащих; отсутствует или резко приглушена ориентировочная реакция. Нет оживления, любопытства, а также страха при появлении новых людей, объектов (одинаково относятся к живому и неживому, не появляется радости ни при виде котенка, ни сладостей). Повторная тактильная, звуковая, зрительная стимуляция помогает выявить у этих детей бедный ориентировочный отклик, глазное слежение вначале без речевого и моторного оживления, а затем, возможно, и с последними реакциями.
Мимические, жестикуляторные, звуковые, общие моторные реакции в комплексе «естественного оживления» задержаны или недоразвиты. Характерна стылость, тусклость в выражении лица и глаз, принимаемых ребенком поз.
Предоставленные самим себе, дети занимаются примитивной однообразной игрой, преимущественно манипулятивного характера, обычно не издавая никаких звуков, т. е. без речевых комментариев. Характерны пассивность в формировании игровых ситуаций, быстрая иссякаемость побудительных мотивов. Отсутствует тенденция к партнерству в игровой деятельности. Нередко используются заместительные двигательные реакции в виде таких привычных движений, как раскачивание, сосание, кручение пальцев рук, волос, одежды, игра в пальцы рук, свойственная обычно очень раннему возрастному этапу. Часты яктация, онанизм, тенденция к самоагрессии. Дети, пребывая в бездействии, принимают характерную позу, сжимаются, опуская голову, приводя руки к груди, прикрывая лицо ладошками рук, и застывают в неподвижности и молчании; взгляд становится отрешенным, ушедшим внутрь. Периодами они лежат в бездействии на полу, наблюдаются отрешение и как бы застывание в одной и той же позе. Возможно и бесцельное моторное оживление в виде бега, прыжков.
Обращает на себя внимание наибольшая сохранность реакций на тактильные раздражители.
Выявляется суженность программных знаний, прививаемых детям на занятиях с логопедами, дефектолога-ми, воспитателями, отсутствие бытовых знаний, обычно доступных детям даже с задержанным развитием из обычной популяции. Однако имеет место соответственное возрасту владение ложкой и туалетными навыками.
При активной, методичной стимуляции в процессе обучения эти дети оказываются более способными к высокому подражанию, перениманию игровых и других действий, что отличает их от истинных аутистов. У них нет гиперестезии к раздражителям, негативности, парадоксальности в поведении при обучении. Для этих детей не часты явления псевдослепоты, псевдоглухоты при столкновении со зрительными и слуховыми раздражителями. При том, что, как правило, отсутствуют реакции на звуковые, словесные раздражители обычной громкости и силы, но возникают реакции на императивный приказ. Дети равнодушны к смене привычного стереотипа в окружении.
Система мать — дитя у них не формируется; обычно не устанавливается диада с лицом, замещающим мать.
У всех этих детей возникает широкий круг невротических расстройств, преимущественно в соматизированной форме. С большей частотой, чем в популяции, возникают ОРЗ с затяжным течением, диатезы, экземы, нейродермиты.
У них обнаруживаются депрессивные расстройства, сниженное настроение, плаксивость, соматические жалобы, сенестоалгии. Депрессии преимущественно астенического и адинамического типа, которые создают дополнительную основу для дефицитарного, неполноценного эмоционального реагирования.
Выявлена тенденция не только к превалированию, но и к постепенному утяжелению дефицита в развитии эмоциональной, волевой, когнитивной сфер ребенка.
Анализ искаженного дизонтогенеза у детей-сирот, который характеризуется расстройством общения, эмоциональной сферы и социализации, позволяет отнести его к особым, сложным по патогенезу, парааутистическим состояниям. Этот сложный симптомокомплекс к тому же нередко коморбиден с депрессивными, невротическими расстройствами, патологически привычными моторными стереотипиями, действиями.
В динамике онтогенеза ребенка-сироты парааутистический синдром претерпевает изменения, нивелируется депрессия, с запозданием формируется речь, расширяются способности к общению. Ко второму возрастному кризу (6—8 лет) на первый план выступает искажение в личностной структуре, эмоциональная незрелость, ущербность, в меньшей степени сохраняются проявления задержки умственного развития, нередко достигающие по степени выраженности пограничного уровня. В личностной структуре формируются рентные установки. Трудно складываются межличностные связи со сверстниками и взрослыми лицами. Остаются недоразвитыми высшие эмоции (сочувствие, соучастие, сопереживание и др.). Обеднены трудовые установки. Таким образом, формируется дефицитарный тип личности.
В основе парааутизма лежит депривационный фактор — сиротство, который является причиной дефицита экзогенной стимуляции сенсорной, когнитивной, эмоциональной сфер, коммуникативности у ребенка-сироты. При парааутизме прежде всего страдает эмоциональная сфера, а за нею идет вовлечение и других сфер жизнедеятельности ребенка.
Похожий тип дефицитарного патологического развития личности может наблюдаться у лиц с наличием врожденных слепоты, глухоты, ДЦП, сердечной недостаточности и других пороков. В перечисленных случаях в качестве депривационных факторов выступает сенсорная депривация [Козловская Г. В., 1971; Ковалев В. В., 1978; Матвеев В. Ф., Барденштейн И. М., 1983, и др.]. Однако у последних лиц нет эмоционального блокирования, межличностные связи более сохранны, структура личности, несмотря на депривацию, не несет в себе черт грубого поражения.
Если в случаях парааутизма имеет место дефицит социальной, когнитивной, сенсорной, эмоциональной и других форм стимуляции, то в случаях детского аутизма шизофренического спектра предполагается возможность наличия «блокады сенсорных фильтров» [Erlenmeyer-Kimling, 1983]. УМО характеризует тотальное недоразвитие всех психических функций, что создает предпосылки недостаточной информации из внешнего мира.
Итак, при парааутистическом синдроме нарушена система мать — дитя, не сформирована она и с лицом, заменяющим мать, нарушена эмоционально-волевая база личности и расстроена коммуникативность.
Расстройство этих трех систем лежит в основе патогенеза парааутистического аутизма; депривационный фактор — сиротство — является его причиной. Перечисленный ряд расстройств в неполной мере обнаруживается и при УМО и детском аутизме (ДА).